- Стало быть, и отец второй.
Тане не захотелось больше заглядывать в стариковское лицо. Всё равно он такой хитрый, этот старик, что его врасплох не застанешь.
- А мама? Кто же тогда моя мама? - спросила она, вдруг почему-то вспомнив, как очень давно, теперь уже очень давно, когда ещё отец жил здесь, а не строил свои дома в Москве, сидели они все трое, мама, отец и милый, весёлый, рыжий дядя Гриша - тогда она его очень любила, - у них в доме за столом и громко, перебивая друг друга, спорили. О чём спорили, Таня уже забыла. Помнилось только, что голоса у них были весёлые и что отец часто смеялся в тот вечер. По-своему, негромко, больше глазами, чем голосом.
- Да и мама твоя - тоже отец, - услышала Таня теперь уже с явной ехидцей произнесённые Черепановым слова.
Она и забыла про него. Вспомнившееся так живо встало перед глазами, что даже будто ожило в звуках. И вот вдруг скрипучий, усмешливый голос старика:
- Как же, судья! В прежние времена мировой судья в большой силе был. Назначался из самых уважаемых, из самых почтенных. А вот теперь…
Таня быстро повернулась и вот наконец встретилась глазами с глазами старика. Ей показалось, что в глазах у него двигались, плыли куда-то маленькие колючие льдинки.
- Что ж, правду сказать, властная женщина… - услышала она незнакомо отрывистый голос Черепанова.
Это он так говорил про её маму!
- Она справедливая! -сказала Таня, гневно вскинув голову. - Все говорят, она справедливая…
- Знаю, встречались!..
Старик внезапно остановился и стал раскладывать мольберт, далеко ещё не дойдя до леса, куда держал в этот день с Таней путь.
- Попишу-ка я речку, не тянет меня что-то сегодня в лес. Видишь? - И он указал девочке изогнувшуюся вдали и много ниже того места, где они стояли, неширокую ленту реки. - Видишь, как она тут петляет? Коварная, с норовом. То вот такая вот, то вдруг прямиться начнёт. Лет тридцать назад так разлилась, что всю Заречную залила. А помню, был год, чуть вовсе не высохла. Коварная, с норовом, - повторил он.
- Я не согласна! - сказала Таня, сама себе изумившись: так запальчиво прозвучали её слова. - И вовсе она не коварная! Это вы так на неё смотрите. А она весёлая, вся в ключах. Ведь недаром же её Ключевкой зовут. Вода в ней прозрачная, как в роднике, и дно всё до единого камушка видать. И мою маму вы не смеете бранить - мою маму все любят!
- Вон оно что! - усмехнулся Черепанов. - Обиделась! Да я разве её бранил? Наслышан да и встречались, а бранить не бранил.
- Я по глазам догадалась, - сказала Таня.
- По глазам? Ишь ты! Не рано ли? Ну, хватит болтать - солнце нас с тобой дожидаться не станет.