– Ну что, намалевал? – поинтересовался Лёва, когда я свернул листок вчетверо.
– Ага. Адрес написать?
– Лучше не надо, так шепни. Сегодня и отправим твою маляву.
Своё обещание Одессит сдержал, на прогулке передал послание вместе с пачкой папирос нескладному конвоиру с вороватыми глазами, который пообещал всё исполнить в лучшем виде.
И вновь потянулись однообразные дни в ожидании этапа. Оправка, поверка, пайка, обход фельдшера, оправка, обед, прогулка по внутреннему дворику, ужин, вечерняя поверка… Изредка эта рутина нарушалась получением передачи, посещением тюремного библиотекаря, записывавшего пожелания сидельцев, и мытьём в бане. От нечего делать я заказал «Трёх мушкетёров». Толстенная книга оказалась изрядно потрёпана, но все листы на месте, и я с охоткой принялся за чтение. Погружение в жизнь Франции XVI века с её интригами при королевском дворе хоть немного скрашивало мои серые тюремные будни.
Кстати, теперь они протекали на порядок спокойнее, чем в Бутырке. Там меня на допросы таскали, а тут уже суд вынес решение, нет нужды истязать несчастного подозреваемого, а теперь уже осуждённого Клима Кузнецова. Никто не требовал от меня признания в троцкистском заговоре с целью покушения на товарища Сталина. Да и отношение ко мне в камере со стороны тех же блатных было если и не доброжелательным, то нейтральным как минимум, раз уж мне предстояло чалиться по уголовной статье.
Настоящим праздником для меня стала ещё одна посылка от Вари, в которой я безуспешно пытался отыскать хоть какую-то записку с ответными излияниями чувств. Но Одессит меня просветил, что письма осуждённым до отправки на этап не положены, так что мне оставалось лишь доверять словам Лёвы, что моё послание было доставлено по устно переданному конвоиру адресу.
Про себя прикидывал, что если отсчёт срока пошёл с момента вступления приговора в силу, то на свободу я выйду в конце 1943 года. Это ж разгар войны! Получается, так и не выйдет у меня предупредить товарища Сталина о нападении немцев, буду в это время куковать за колючей проволокой. Выражаясь языком кинематографа: «Я тут, а у меня там шведы Кемь взяли!»
А ещё через день я наконец узнал свою дальнейшую судьбу. По СИЗО от камеры к камере пронёсся слух, что собирается команда для отправки в Ухтпечлаг в Коми АССР. Блин, как в тему про эту Кемь подумал. Когда мне велели сдать матрас-ложку-кружку, я успел отдать Лёве ещё две пачки папирос из оставшихся шести и попросить, чтобы он по своим каналам передал Варе, что меня отправляют в Ухтпечлаг. Тот обещал выполнить мою просьбу. А после сдачи казённых вещей, включая «Трёх мушкетёров», меня с узелком вывели во двор и загнали в автозак. Я уже примерно представлял, что меня ожидает. Морозы градусов эдак до минус сорока, непролазная тайга, летом гнус с палец толщиной, не исключена цинга ввиду отсутствия полноценного питания… И скорее всего, работа на свежем воздухе с раннего утра до позднего вечера. Но всяко лучше, чем быть закопанным на полметра в землю с дыркой в голове. Хотя не исключено, что даже я, с моей неплохой физической формой, доживу до окончания срока. Ладно, что себя хоронить раньше времени, поживём – увидим.