* * *
– Как сбежал? Вы здесь что, совсем охренели?! – Народный комиссар внутренних дел СССР Николай Иванович Ежов был вне себя от ярости.
Он лично в сопровождении трёх лучших своих сотрудников прилетел в это забытое богом место в устье реки Чибью, чтобы взять неуловимого путешественника во времени, чтобы лично убедиться, как тот будет расстрелян, и со спокойной душой вернуться в Москву. Но и тут он его провёл! И где его искать, в какой стороне – оставалось только гадать.
Из Одессы, задержавшись там на несколько дней, Ежов вернулся в Москву. Можно было не торопиться к чёрту на кулички, никуда, как думал нарком, подопечный из лагеря не денется. А если сдохнет за это время, туда ему и дорога.
По возвращении в столицу Николай Иванович приступил к решению более неотложных дел. Что не понравилось – Сталин отказал в личном приёме, причём без объяснения причин. Встретился с Власиком, передал кое-какие документы для Кобы, да и тот общался с ним прохладно. На сердце у Ежова стало неспокойно, и, чтобы закрыть вопрос с этим Сорокиным раз и навсегда, он решил под видом проверки дел в Ухтпечлаге наконец-то слетать в Коми.
* * *
Летели через Сыктывкар. Там их дозаправили, а к колёсам шасси прикрепили лыжи. Как выяснилось, в конечной точке маршрута нормального аэродрома с бетонной полосой не имелось, самолёты садились на расчищенное заснеженное поле в полукилометре от лагеря. Что ж, не привыкать. Перед вылетом из Сыктывкара майор Тощев предложил позвонить Морозу, предупредить о прилёте наркома, но Ежов решил, что пусть их появление станет сюрпризом. Иногда полезно посмотреть, чем живут администрация и заключённые, когда не успевают подготовиться к приёму важных гостей. Да и слух о появлении наркома в затерянном в тайге лагере может дойти до Сорокина, а тот возьмёт и учудит что-нибудь… нехорошее.
Долетели, сели. Казалось, всё уже, они у цели, осталось взять голубчика и нафаршировать свинцом, похоронив вместе с его тайной, о которой, хочется верить, он не проболтался. Да и если бы проболтался – кто ему поверил бы? Ежов и сам не поверил бы, не имей в руках вещественных доказательств. Такие предметы и из такого материала, по заключениям специалистов, явно не могли быть изготовлены в наше время. Да и очень уж складно рассказывал этот хронопутешественник. Хотя умалишённые нередко такое рассказывают – заслушаешься! Он сам был этому свидетелем.
Но этот Сорокин не был похож на психа. А значит, были основания ему верить, невзирая на уверения учёных, что перемещения во времени возможны лишь в теории, но никак не на практике. Ежов лично пообщался с Капицей, который ещё несколько лет назад по указанию Сталина был насильно оставлен в СССР после нескольких лет работы в Англии. Конечно, разговор шёл лишь о том, возможны ли путешествия во времени, о Сорокине Николай Иванович благоразумно умолчал, иначе и его могли бы принять за больного на голову. И саму тему беседы пришлось замаскировать, пригласив Петра Леонидовича как бы для разговора по душам, мол, всё ли вас устраивает, может, нужно чем-нибудь помочь? И словно между делом зашёл разговор о книге Герберта Уэллса и возможности реального путешествия во времени. Капица настаивал, что такое может быть исключительно в фантазиях писателей вроде Уэллса. Однако Ежов сделал для себя вывод, что исключения из правил всё же случаются. Теперь он сбирался устранить это исключение, но судьба в очередной раз показала ему кукиш. А он очень, очень не любил, когда с ним выкидывали подобные фортели. И когда красномордый после ночного путешествия на обжигающем ледяном ветру Мороз, через раз заикаясь, выложил историю побега заключённого, нарком принялся рвать и метать.