Солнце клонилось к закату, когда я остановился на привал. Для начала следовало как-то обустроиться, чтобы не окоченеть на усиливающемся морозе. До захода солнца руками – хорошо не голыми – выкопал в снегу у ствола крупной лиственницы что-то вроде берлоги. Затем с помощью ножа нарубил лапника, выстлав им дно своего лежбища. Сверху тоже прикроюсь лапником. Перед тем как улечься, снова сварганил чайку и пожевать. Сидел у костерка, ел, а у самого глаза слипались. М-да, бери меня голыми руками. Отужинав, забрался в нору. А ничего так, терпимо, хотя мороз снаружи градусов двадцать пять, пожалуй, есть. Тут же по ассоциации вспомнился Яков Мороз, которого я почти сутки назад оставил на снежной целине. Добрался ли он до лагеря? Сильно ли осерчал на меня? Однозначно сильно, прежде всего от унижения, и попадись я ему – три шкуры спустит. Так что лучше не попадаться.
Под эти мысли я и уснул. Наверное, так измотался за минувший день, что проспал до самого восхода. День обещал быть солнечным, снова морозно, но уже почему-то нет того пессимизма, что накрыл меня вчера вечером. Подумалось даже, не сделать ли зарядку, но я отогнал от себя эту мысль. Сейчас топать по тайге ещё целый день, потренируюсь. Достал из кармана фото Вари, глянул, подмигнул ей:
– Ну что, Варюха, живы пока ещё. Даст бог, свидимся с тобой когда-нибудь. Но если такое и случится, то очень не скоро.
Вот, если разобраться, кто она мне, эта девушка из порта? По существу, малознакомый человек, которого я ещё вряд ли когда-нибудь увижу, даже если повезёт остаться в живых. А кто-то даже скажет, что именно из-за неё я угодил в переплёт, решив защитить девичью честь от посягательств хулиганов. Но нет, Варя для меня превратилась в некий фетиш. Должна же быть у человека в болоте жизни какая-то вешка, цель, пусть и несбыточная, но которая внутренне поддерживает в нём жажду борьбы, которая являет собой смысл жизни. Варя для меня была тем самым смыслом жизни, поддерживавшим во мне желание жить и бороться.
Ладно, собрался – и в путь. С утра шагалось более-менее легко. Даже напевать начал себе под нос какую-то песню. Часа через два добрался до небольшой прогалины, на которой остановился передохнуть, и не успел скинуть с плеч опостылевшие вещмешок и винтовку, как услышал подозрительный гул. Причём гул доносился вроде бы сверху.
«Чёрт, самолёт!» – промелькнуло в голове.
Я тут же бросился под защиту ближайшей ели, прильнув к её стволу. А гул тем временем нарастал, уже можно было различить тёмный силуэт, приближавшийся с той стороны, откуда я шёл. Твою ж мать, в такую солнечную погоду пропаханную мной борозду даже между деревьями должно быть видно с высоты нескольких километров, а тут метров пятьсот от силы, идут практически на бреющем.