Таким образом, получалось, что на одном из поворотных этапов истории Сулейман в конечном счете так и не смог проникнуть в сердце Европы, так же, как мусульмане из Испании потерпели неудачу восемью веками раньше в битве под Туром.
В свое время, когда Сулейман унаследовал османский трон, кардинал Уолси сказал о нем послу Венеции при дворе короля Генриха VIII: «Этому султану Сулейману двадцать шесть лет, он лишен здравого смысла; следует опасаться, что он будет действовать так же, как его отец». Дож написал своему послу: «Султан очень силен и исключительно враждебен по отношению к христианству». Великий Турок, «Синьор Турко» для венецианцев, внушал правителям Западной Европы лишь страх и недоверие к себе как «сильный и грозный враг» христианского мира.
Кроме подобных воинственных определений, поначалу мало что еще создавало Сулейману иную репутацию. Но вскоре его военные операции стали все более и более уравновешиваться дипломатическими битвами. До этого времени иностранное представительство при дворе султана ограничивалось главным образом представителем Венеции, которая со времен поражения, нанесенного ей турками на море в начале века и последовавшей за ним утратой превосходства в Средиземном море, «научилась целовать руку, которую ей не удалось отрубить». Венеция, таким образом, культивировала тесные дипломатические отношения с Портой, которую она считала своим ведущим дипломатическим пунктом, направляя в Стамбул частые миссии и имея там постоянную резиденцию. Венецианские дипломаты постоянно направляли дожу и в правительство донесения и, таким образом, косвенно помогали держать Европу в целом хорошо информированной относительно развития событий при дворе султана. Король Франциск I однажды сказал о них: «От Константинополя не поступает ничего правдивого, кроме как через Венецию».
Но теперь зарубежные контакты возросли с прибытием новых миссий влиятельных иностранцев, среди которых были французы, венгры, хорваты и, сверх всего, представители короля Фердинанда и императора Карла V с его раскинувшимися на больших пространствах космополитичными владениями. Благодаря им, а также растущему числу иностранных путешественников и писателей, христианский Запад постоянно открывал для себя новые подробности о Великом Турке, его образе жизни, об институтах, с помощью которых правил, характере его двора с его изощренным церемониалом, о его подданных с их диковинными, но далеко не варварскими традициями, манерами и обычаями. Образ Сулеймана, теперь представлявшийся Западу, был, по сравнению с его османскими предками, образом цивилизованного монарха – в восточном, если даже не в западном понимании. Было очевидно, что он поднял восточную цивилизацию до ее пика. Обогатив ее новыми чертами великолепия, не случайно был он назван Западом «Великолепным».