Отто окинул взглядом свой измятый мундир с полуоторванным рукавом.
– В таком виде невозможно явиться к генералу, – сказал он.
– Что же вы молчали? – с досадой воскликнул бригадефюрер. – У меня можно было переодеться!
Отто назвал шоферу адрес Сюзанн. У нее в шкафу всегда висело несколько его штатских и военных костюмов.
Несмотря на то что время близилось к рассвету, в окнах берлинского бюро английской газеты «Ежедневный курьер» еще горел свет.
В одной из комнат, уронив голову на руки, за конторкой спал секретарь бюро.
В другой комнате, кабинете Роу, стучала машинка. Роу работал, не обращая внимания на Паркера. Американец сидел неподвижно, откинувшись на спинку кресла и сложив кисти больших, таких же красных, как его лицо, рук на набалдашнике трости. Глаза его были полузакрыты, к губе прилип окурок потухшей сигареты. Трудно было понять, спит он или с невозмутимым спокойствием ждет, пока Роу обратит на него внимание. Тут он фигурировал уже в качестве пишущего инженера, «почти журналиста» Чарльза Друммонда.
Роу сидел за машинкой без пиджака, с развязанным галстуком. Он торопливо достукивал корреспонденцию, которую предстояло передать по телефону в Лондон. Прошли блаженные времена Веймарской республики, когда передача любого известия в любой пункт мира была только делом расторопности журналиста. Теперь немецкий цензор хотел знать не только то, что было изображено на бумаге буквами, но и то, что можно было «подразумевать» под текстом любой телеграммы. Приходилось ломать себе голову, чтобы шифр каждой передачи в Лондоне имел вид невинной корреспондентской телеграммы. А события назревали такие, что каждая минута была на счету. Только что пришло зашифрованное сообщение о том, что в рейнском замке Шрейбера закончилось секретное совещание рурских промышленников с Гитлером. Результаты совещания, вероятно, никогда не станут предметом гласности, но и то, что Роу знал, требовало немедленной передачи в Лондон. Тут уже нельзя было воспользоваться обычным путем пересылки секретной корреспонденции через парижскую редакцию «Салона». События развивались молниеносно. Необходимо было действовать, не задерживаясь ни на секунду.
По сведениям, которыми располагал Роу, самолет Гитлера прямо из Кельна должен был лететь в Мюнхен. Туда он мог прибыть только под утро тридцатого. А на тридцатое назначена «большая чистка». Роу нужно было спешить.
Машинка стучала.
Роу выдернул листок из-под валика.
– Хэлло, Джонни, живо в цензуру – и на телеграф! Спешная в Лондон. Дело в минутах.
Спавший в соседней комнате секретарь вскочил, выхватил из рук Роу листок и умчался. Роу подошел к рефрижератору, достал сифон. Какое душное лето! Не бесятся ли наци от жары?