Думая об этом, я стараюсь припомнить, где я слышал эту мелодию в последний раз. Где же? Где?
— Что вы здесь примерзли, что ли? Пойдемте танцевать со мной, — говорит Лупе и берет меня под руку.
Гордый, я с удовольствием даю ей увлечь себя. И танцую, хотя сознаю, что уподобляюсь ястребу в стае голубок. После нескольких туров я действительно слышу, как в группе мужчин вполголоса злословят. Это обо мне. Кое-что я расслышал.
— Старики забирают самых лучших девушек.
Мою радость как рукой сняло. Как… я старик?.. Ах, злодей! Ну, попадись ты мне в другом месте, разбойник! Инстинктивно я нащупываю в кармане револьвер. За подобную любезность надо платить той же монетой. Страх делает человека смелым. И после нескольких па, необходимых для того, чтобы не выдать себя, я говорю своей даме:
— Пойдем, Лупе, сядем. Мне хочется выкурить сигару из тех, что ты делаешь…
— Хорошо. Вы побудьте с моей наной[7]. Видите, вон она зовет вас. Принести вам стопочку «Молока тигрицы»?
— Да, дурнушка, все, что тебе захочется…
И вот я уже под покровительством сеньоры Томасы, которая ведет со мной приятнейший разговор. Ну и хитра же эта старушка! В присутствии дочерей она говорит, как Геродот, а когда они ее не слышат, превосходит самого Аретино.
Мы беседуем. Я, конечно, склонен говорить о сельских новостях, она же, наоборот, только о том, что происходит в Сан-Сальвадоре.
— Ваше здоровье, дон Феде!
— Ваше здоровье, мама Томаса!
Пение незнакомой птицы, давно привлекшее мое внимание, теперь слышится ближе.
— Сеньора Томаса, скажите, что это за птичка поет время от времени?
— Ах, как хорошо! Словно горный ручеек. Похоже на уроплан, а?
— Нет, нана, — объясняет Лупе. — То, о чем говорит дон Федерико, это пенье сигуамонты.
— Сигуа… как?
— Сигуамонты. Не прикидывайтесь простачком.
— Пусть будет по-вашему, мне все равно. Так что же это за птичка, сеньора Томаса? Вы знаете столько историй, что и тут, должно быть, можете кое-что рассказать. Расскажите же.
— Сигуамонта — птица волшебная; она напоминает мне уроплан. Вот послушайте. В прошлом году я вышла во двор покормить кур и вдруг слышу: где-то близко журчит ручеек. Прислушиваюсь. Ручеек как будто все ближе. Ну, хорошо… «Что же это такое?» — говорю я себе. Вышли дочери, тоже услышали и, показывая на небо, кричат мне: «Посмотрите, нана!» И что же мы увидели, пресвятой Иисусе! Летят три огромные птицы — уропланы!
— И вы испугались? — спрашиваю я.
— Немножко… — отвечает Лупе и безудержно смеется.
Но старуха, та с амбицией, и отвечает не сразу.
— Испугались, мы? Уропланов? О нет!.. Мы же знали, что это такое. Кто этого не знает!