— Три дня, — сказал ведьма, — заклинание продержится ровно три дня и ни минутой больше. Так что поторопись, девица. Теперь ступай. И передай княжичу, что я рада была помочь.
— Такие слова обычно говорят в лицо, — заметила Ярушка, — если всё ладно…
— Тебе до того не должно быть никакого дела — фыркнула Мальва и, подхватив грязные юбки, демонстративно исчезла.
— Спасибо, — поблагодарила Ярушка пустоту и поднялась по ступенькам, ведущим к выходу из пещеры.
* * *
Ирвальд сидел на траве, уперевшись локтями о согнутые колени, и смотрел в небо. На темнеющем полотне сумерек в шумной драке схлестнулись десятки летучих мышей. Крылатые создания неистово вопили, вгрызаясь друг дружке в крылья и отхватывая на лету кончики ушей.
— Мальва просила передать, что рада была помочь.
Ирвальд равнодушно пожал плечами. Ярушку так и подмывало спросить, что у него приключилось с этой ведьмой, однако, поразмыслив, решила держать язык за зубами. Она ведь тоже не хотела раскрывать ему свои секреты. Да и любопытство могло обернуться грубостью, как это было с ведьмой.
— Она сказала, что заклинание действует три дня.
— Значит, ты едешь в Хорив.
— Выбор не богат, — улыбнулась Ярушка, — и времени не так уж много.
— Выедешь на рассвете, — сказал Ирвальд.
— Но я потеряю целую ночь!
— Ты едва стоишь на ногах.
— Я сильная!
Ярушка гордо вскинула подбородок и выпрямилась, расправив плечи. Ей уже очень долго приходилось быть сильной. Детство закончилось со смертью родителей, и жизнь потребовала собрать волю в кулак, чтобы не раскиснуть, как мякиш в ковше.
— Выедешь на рассвете, — повторил Ирвальд, не сводя с неё тяжёлого взгляда ярких сапфировых глаз.
Он поднялся с травы и повёл её прочь из поселения ведьм. Они пересекли поле и углубились в лес. Везде, где ступал Ирвальд, наступала тишина: зверьё и птицы умолкали, чтобы уже через несколько минут, как пройдёт владыка, зайтись в неистовой какофонии самых невероятных звуков.
— Что это за плоды? — спросила Ярушка, указывая на дерево с огромными, как лопухи, листьями, среди которых красовались сочные бока фруктов, очень похожих на груши.
— Это коконы.
— То есть, они несъедобны, — разочарованно подытожила Ярушка.
— Морены пожирают их с удовольствием, особенно за пару часов до того, как они начнут лопаться. Потом это сложнее. Потом они начинают отбиваться.
— Должно быть, забавное зрелище.
Ирвальд улыбнулся, обнажив клыки. Улыбка вышла странной — искренней и зловещей одновременно. Ярушка поёжилась — не то от вечерней прохлады, не то от прокравшегося в сердце страха. Ведь она полностью в руках этого человека-зверя, которого знает всего лишь полдня, и который посреди всей той жестокости, с которой ей пришлось столкнуться, чувствует себя, как рыба в воде.