Даже крохотный костерок, горевший неподалеку, показался мне слишком ярким. Я заморгала и поджала под себя ноги – не столько чтоб спрятать обнаженные лодыжки, сколько чтобы согреться. Вокруг столпилось полдюжины человек, все – штаулерцы, и каждый следующий – куда более разбойничьего вида, чем предыдущий, хотя бы из-за того, что все они давненько не умывались. Мой похититель присел передо мной с платком в руке и обратился ко мне по-выштрански:
– Кто ты?
Вспомнив о перекрикиваниях с Дагмирой и о своей скверной грамматике, я почла за лучшее прибегнуть к стандартному айвершскому и заговорила на этом языке:
– Прошу прощения, я плохо говорю по-выштрански. Вы меня понимаете?
Брови его взлетели вверх, а остальные изумленно зароптали.
– Так ты из Айверхайма? – спросил мой похититель.
Судя по тому, что остальные держались поодаль, предоставив ему вести допрос, он и в самом деле был среди них главным. Поспешно освежив в памяти формальные местоимения (в переговорах с собственным похитителем вежливость – лучшая политика), я ответила:
– Нет, я из Ширландии. А вы и ваши товарищи – штаулерцы, не так ли? Я решила, что нам будет проще вести беседу на вашем языке.
Судя по смеху и негромким шуткам остальных, мое формально-вежливое обращение к их вожаку показалось им невероятно комичным. Ухмыльнулся и сам вожак.
– Из Ширландии, а? А что ты делаешь здесь, в Выштране?
Пока его люди шутили и смеялись, я быстро оценила все, чем располагала. Не слишком теплый халат – один, не слишком уместная ночная рубашка – одна, и пара туфель… В Друштаневе у меня было и другое имущество, но мы привезли с собой больше снаряжения, чем денег, а эти люди не захотят показываться в деревне, чтобы договориться о выкупе. Что же еще? Сосновые иглы, мелкие камешки, земля под ногами… И я сама.
Как было сказано выше, я уже стара и не опасаюсь шокировать или оскорбить кого-либо. Скажу откровенно, вспомнив друштаневскую вдовушку, я подумала о себе: не слишком «сдобна», но молода и здорова (что в глазах тех, кто ведет уединенную жизнь в горах, уже немало), к тому же не вполне одета… Удастся ли выменять свободу на собственные прелести?
Возможно, вы не поверили мне, когда я писала о своей ненормальной практичности? Возможно, то, что последует далее, вас убедит. Да, о таких вещах говорить не принято, но в ту холодную ночь мой ум был занят еще более холодными вычислениями: лучше уступить, не дожидаясь принуждений, и уступчивость может сохранить мне жизнь. Если, конечно, удастся себя заставить, в чем я была далеко не уверена.
Как бы то ни было, я не спешила прибегать к этой тактике и ответила на вопрос главаря контрабандистов совершенно честно: