Упоминание о разложении напомнило о спешности моей работы. Я зарисовала тело, неуклюже распростертое на камне, и, невзирая на запах и прочие неаппетитные детали, перешла к подготовленному для меня второму крылу. Надо заметить, запах драконьей крови исключительно едок; рекомендую по возможности избегать его. В конце концов, поступившись достоинством в пользу комфорта, я отрезала от носового платка два клочка ткани, скомкала их и сунула в ноздри.
Защитив таким образом обоняние, я зарисовала мускулатуру и скелетную структуру крыла. Далее последовала настоящая бойня. Мистер Уикер, чьи познания в ветеринарии намного превосходили мои, исполнился решимости докопаться до органа, сообщающего горным змеям способность к экстраординарному дуновению. Для этого тушу потребовалось перевернуть на спину и бережно вскрыть. (Углядев вилочку, я даже не попыталась сдержать улыбку.) Подробно зарисовать лапы я еще не успела, но, поскольку у нас уже имелись их слепки, было решено, что прежде мне следует посвятить себя рисованию головы. Мистер Уикер, в странно несвоевременной попытке пощадить мою чувствительность, велел Релеску отрубить нужную часть и оттащить ее на некоторое расстояние от туши.
Несомненно, в жизни бывают ситуации и более странные, чем сидеть, скрестив ноги, на каменном выступе перед отрубленной головой дракона, взирающей на тебя, точно мертвая голова самого Гортоса. Впоследствии я не раз имела возможность убедиться в этом – но, должна признаться, подобное случалось не так уж часто.
Особенно если затеять с этой головой разговор.
– Как унизительно для тебя все это, – сказала я, глядя в неподвижные зеленые глаза, постепенно затягивавшиеся серой пленкой. – Прости. Ты отправлялся на поиски завтрака, но наткнулся на нас. Наверное, тебя не слишком утешит, что эта встреча принесет нам множество новых знаний? Думаю, нет.
Недвижные челюсти дракона хранили молчание. (Это и к лучшему, иначе от потрясения я рухнула бы со скалы и разбилась насмерть.)
– Отчего же вы нападаете на людей? – негромко продолжала я, поворачивая голову так, чтобы зарисовать ее в профиль. Релеску услужливо разрубил шею в нескольких позвонках от черепа, оставив неповрежденным гребень, развернутый, точно роскошный веер из каменных пластин. – Конечно, может статься, что лично ты не причинил вреда никому. Но как насчет твоих сородичей? Впрочем, ты не сказал бы, если бы и знал. Да и общаетесь ли вы друг с другом о чем-либо, кроме спаривания и дележа территории? Может ли горный змей сообщить другим, что там, в долине по соседству, пасется без охраны отара тучных овец?