— Вот это здорово! Что бывает, а? Чудеса! — переговаривались люди, расходясь по своим квартирам.
А Соня еще долго смотрела на солнце сквозь закопченное стекло, разглядывала его пятна, и множество мыслей возникало в ее голове. Как узнали ученые, что именно в этот день и час Луна пройдет между Землей и Солнцем? И что было бы, если бы Луна так и осталась на этом месте? Если она только краешек Солнца заслонила, и то уже как темно, холодно и страшно стало на Земле… А если бы Солнце заслонилось совсем, что бы тогда было?
Вопросы, вопросы… Одни вопросы, а ответов нет. Ни отец, ни мама не знали, что сказать Соне. А человека, который все знал и который мог бы все объяснить Соне, не было на свете. Где-то на Ваганьковском кладбище затерялась под снегом маленькая бедная могила — все, что осталось от него. А могилы безмолвны, они никогда ничего не отвечают живому человеку.
Не успели затихнуть разговоры о «Титанике» и о солнечном затмении, как дошел слух о новом событии, грозном и трагическом. Этот месяц апрель не мог успокоиться, словно камни падали в тихую застойную жизнь Старой Божедомки.
Где-то в далекой Сибири, на Лене-реке, царские солдаты расстреляли рабочих.
В газетах это прозвучало глухо. Однако кровавая расправа потрясла всех. Подробности об этом событии просачивались скупо, но они просачивались, о них заговорили в Государственной думе. И, несмотря на ложь и пустые слова, которыми старались министры затушевать, что произошло, все больше и больше проглядывала страшная правда.
Елена Петровна была бледна и задумчива. Она старалась внимательно выслушивать ответы учениц, следить за тем, как они решают задачи, но Соня, которая чутко любила свою учительницу, видела, что мысли Елены Петровны заняты совсем другим.
На перемене Соня робко подошла к ней и спросила:
— Елена Петровна, у вас, наверное, болит что-нибудь?
— Болит, Соня, — ответила Елена Петровна. — Сердце у меня болит.
И больше ничего не сказала. А Соня больше ни о чем не посмела спрашивать.
Об этом злодействе на реке Лене говорили все во дворе: и тетеньки-прачки, сидя вечером на скамейке; и дворник Федор, который, подметая двор, останавливался то с одним, то с другим жильцом прокофьевского дома; и торговка Макариха. А Сенькин отец, подслеповатый портной, ходил по двору с газетой в руках и все просил, чтобы кто-нибудь прочитал ему про эту Лену-реку, где хозяева рабочих расстреливали…
Об этом же страшном событии, когда так вот зря, без нужды, была пролита кровь, разговаривали и женщины, приходившие за молоком. Соня жадно слушала все эти разговоры и потом приставала то к отцу, то к маме: