— Ну, зачем же пропивать, Осип Петрович! В чем же ходить-то будете? На дворе-то еще холодно!
— Вам этого, Никоновна, не понять. У вас семья, душа, полная чувств, сердце, полное надежд. Надежды, конечно, обманут вас, как всегда обманывают человека, как и меня обманули начисто. А у меня никого нет, я никого не люблю, и не для кого мне жить.
— Да ведь у вас талант, Осип Петрович! Ведь это не у каждого бывает. Может, у одного из тысячи!
— А кому нужен мой талант? Кому, кому, я спрашиваю, чтоб вас черти с квасом съели! Богов писать? А я не хочу богов писать, не хочу я писать архангелов, не хочу!
Осип Петрович, не раздеваясь, сел на свою узкую койку, оглянулся на убогий стол, на пустой мольберт, на окошко с ситцевой занавеской…
— Ну что я там сидел? Что меня там взаперти держали? Царя Константина я писал — хозяина Константином зовут, так он захотел своего святого в угол к себе повесить. А потом и жена его захотела свою святую — мученицу Варвару. Вот я их и писал, нимбы им расцвечивал, ангелочков везде насажал. Ну молитесь, ну черт с вами! А зачем мне это? Мне-то зачем? Чтобы в новом пальто ходить?
— Разве все мы делаем то, что нам хочется? — вздохнула мама. — Нужда заставляет.
Осип Петрович порылся в холстах, брошенных в углу, достал мамин портрет и с грустью поглядел на него:
— Из этого могла выйти вещь. Но она уже не выйдет. Возьмите это себе, Никоновна, все равно я его уже не допишу.
Мама порозовела от удовольствия:
— Да он уже написан, Осип Петрович! Спасибо! А вы раздевайтесь, скоро самовар буду ставить. Что ж делать — жить-то на свете надо!
— Вы думаете — надо? А зачем?!
Осип Петрович как-то странно и дико посмотрел на маму из-под нависших бровей.
Дальше Соня не стала слушать. Она побежала в свою комнату и объявила отцу:
— А Осип Петрович маме ее портрет подарил!
Отец повесил портрет в простенке между окнами. Как входишь в комнату, так и смотришь прямо на маму, которая, нарядившись в черное бархатное платье с зубчинами у ворота, смотрит куда-то вдаль и задумчиво улыбается полными свежими губами.
Пока отец вешал портрет, а мама хлопотала с самоваром, Осип Петрович исчез.
— Теперь наклюкается, — сказала Анна Ивановна, подсаживаясь к самовару. — На четвереньках приползет.
— Да у него и денег нету, — ответила мама. — Ему денег-то не дали!
— А пальто — не деньги?
— Ну, уж с себя-то не будет пропивать. Он же образованный человек, не босяк какой-нибудь!
— Да какой это образованный? — Анна Ивановна даже поморщилась. — Что он, доктор, что ль, какой, али архитектор, али генерал? Художник! Картинки-то малевать — нешто тут образование нужно?