Да как-то все лениво, в замедленном темпе…
Иногда темп увеличивался. Решил не вокруг «Известий» ходить, а проникнуть внутрь. Иду. Не пускают. Раньше на входе часто стояли известинские же ветераны. Теперь вход перекрывал могучий парень. Попытки объясниться с ним успеха не имели. Сквозь «Не положено!» я прорваться не смог. Собрался было уходить. Но кто-то видел эту сцену. Позвонили начальнику охраны. И вот я в родных коридорах. В нерастворимом осадке — интервью с Толей Друзенко.
* * *
Друзенко. С чего начнем — с политики или с жизни?
Бовин. Все равно. Ну, давай с жизни.
Д. Как чувствует себя бывший посол, посол-пенсионер?
Б. По-разному. С одной стороны, посол на… С другой — посол навсегда, хотя и нигде. А с третьей — как и все пенсионеры, бесплатно и с чувством глубокого удовлетворения пользуюсь городским транспортом. Тут уже — везде.
Д. Пенсией похвастаешься?
Б. Еще бы! В пенсионной книжке записано: 370 тысяч. Но министр угрожает существенными прибавками. Жду.
Д. Как послов провожают на пенсию?
Б. Как-то незаметно. Побегал по кабинетам, сдал документы, получил пенсионную книжку, и все дела.
Д. Что значит «все дела»? А прочувствованные речи? А цветы от профсоюза? А «спасибо» от начальства?
Б. У меня такое впечатление, что ты еще не выбрался из застойного периода. Как я понимаю, теперь речи и цветы приберегаются, равно как и «спасибо», для похорон. Так что все впереди…
(Заговорили о трудностях возвращения.)
Б.…я вернулся совсем в другую страну, с другими порядками и нравами. Я — солдат империи, которой уже нет, осколок империи, если угодно.
Д. Ностальгия? Тоскуешь по империи?
Б. Нет. Какие-то другие чувства и другие слова… У Вознесенского есть такие строчки:
Я не знаю, как остальные,
но я чувствую настоящую
и не по прошлому ностальгию —
ностальгию по настоящему.
Ностальгия по настоящему… Хожу по Москве, всматриваюсь в лица, в здания, в улицы. Разговариваю. Пытаюсь понять настоящее, разобраться в нем. Что-то нравится, что-то пугает, что-то отталкивает. Тревога и надежда.
Д. …ты принимаешь новую страну?
Б. Голова и сердце спорят между собой. Головой, рассудком я понимаю неизбежность перемен, неизбежность радикальных реформ. Понимаю, что на этом пути неизбежны издержки, социальные потери, катастрофы и трагедии. И убежден, что мы сами же губим, душим себя полумерами, нерешительностью, игрой в поддавки с тенями и мифами прошлого. Но вот сердце разрывается… Чудовищный, насквозь коррумпированный бюрократический монстр — куда там «застойным временам»! Омерзительная наглость, бесцеремонность нуворишей. Торжествующая пошлость на телевидении. И вообще — превращение СМИ (средства массовой информации) в СМО (средства массового оглупления).