Мать говорит что-то своим самым вежливым из злобных голосов, поэтому я думаю, что она говорит либо с Герцогиней Камня, либо с Курфюрстиной. Подозрения подтверждаются, когда Герцогиня отвечает своим раскатистым голосом.
— О да, полагаю, я начну с дочери, — говорит она. — С мальчиками может быть так трудно, как вы думаете?
Ой. Матери это не понравится. Я слышу, как Курфюрстина хихикает.
— Да, кстати, как Гарнет? Не лезет в переделки?
Если бы она знала. Я задерживаю дыхание, ожидая ответа Матери.
— Он в своей комнате сейчас, Ваша Светлость. Учится.
Учится? Она серьезно считает, что кто-нибудь в этой комнате поверит такой нелепой лжи?
И все же, момент слишком идеальный. Я знаю, что не должен, но, даже толком не подумав, я врываюсь в двери и вальяжно вхожу в столовую.
На меня с разной степенью удивленности уставились десять пар глаз. Знать — в изумлении, суррогаты испуганы (и, рискну сказать, заинтригованы), а моя мать… Думаю, что она может замораживать воду этим взглядом.
— Мамочка! — кричу я, поднимая свой стакан. Присутствуют пятеро суррогатов. Но за кем мне нужно смотреть? Затем я осознаю, что мне нужно срочно придумать причину своего появления.
— Прошу прощения, дамы. Не подумал, что сегодня у нас вечеринка. — Мать не может меня за это винить, потому что, технически, она мне не сказала об этом. Я снова рассматриваю все лица за столом, и тут вижу ее.
Девушка сидит справа от Матери. Ее волосы черные и кудрявые, ее кожа бледная словно жемчуг, ее платье сидит идеально (это работа Аннабель, я уверен). Но ее глаза… глаза ужасающего фиолетового цвета.
— О, точно, — говорю я. — Аукцион.
Курфюрстина и Графиня Камня с трудом пытаются спрятать свой смех за салфетками.
— Гарнет, мой дорогой, — говорит Мать. Она зовет меня «дорогой» только на публике. — Что ты делаешь?
Что же, я должен играть свою роль до конца.
— О, не обращайте на меня внимания, — говорю я, отмахиваясь. — Мне просто нужна добавка. — Я иду к части стола с лучшим спиртным и наполняю свой стакан. Мать вскакивает на ноги с быстротой, противоречащей ее возрасту.
— Вы извините нас на минутку? — говорит она, подплывая ко мне и грубо беря за руку.
— Ой, — бормочу я, когда выводит меня из столовой. Дверь закрывается за нами, но мы отчетливо можем слышать голос Курфюрстины, заявляющий: — И поэтому, дамы, я считаю, что город должен оставаться в руках женщины!
Это кажется немного нечестным.
Мать так близко подносит свое лицо ко мне, что я могу видеть бледную веснушку под левым глазом, которую она пытается скрыть макияжем.
— Возвращайся в свою комнату, — говорит она. — Не покидай ее, пока я не дам тебе разрешение. Я заставлю Кору запереть тебя, если понадобится.