— О. Да, конечно, — Она улыбается мне, когда подходит Леди Пера, чтобы забрать ее.
Концертный зал медленно пустеет. Не знаю, должен ли я стоять у дверей и всех провожать, но у меня нет сил, и в чем смысл иметь бунтарскую репутацию, если я не могу ей хорошенько воспользоваться, когда нужно?
Я в одиночестве стою на сцене. Кровь суррогата разливается по начищенному полу, окружая ее виолончель, словно красное озеро, и это кажется неправильным, потому что она, несомненно, любит эту виолончель. Я стягиваю пиджак своего смокинга, подбираю инструмент и начинаю вытирать с него кровь. Но у меня неуклюжие руки, и получается так, что я больше размазываю ее, чем вытираю.
Дверь за кулисами распахивается с громким стуком. Ко мне мчится Аннабель; ее глаза наполняются слезами, когда она видит кровь на полу, виолончель в моих руках. Она поднимает на меня взгляд, ее лицо полно ужаса, и трясущимися руками она пишет:
— Нет, — говорю я. — Она в медицинском кабинете. Думаю, Люсьен ей занимается. Это… выглядело нехорошо.
Она зажимает рот рукой, и по ее щекам текут слезы. Затем она устремляется вперед и выдергивает из моих рук виолончель.
— Я просто пытался… пытался ее вытереть, — говорю я, но она не может писать, потому что у нее рука занята виолончелью. Поэтому она пылко смотрит на меня, а затем свирепо показывает себе на грудь, и я знаю — она говорит мне, что это ее работа. В этом жесте видно желание защитить, что напоминает мне о лице Люсьена, когда он смотрел на окровавленную фигуру девушки на полу. Аннабель тоже любит этого суррогата.
Она резко разворачивается и уносит виолончель из концертного зала, а я стою один на сцене, пока Мэри и какие-то другие служанки не приходят отмывать кровь.
Я не сплю всю ночь, сидя в своей гостиной, уставившись на аркан в моих руках, ожидая звонка.
Она в порядке? Что случилось? У меня теперь проблемы? Мне нужно было это предвидеть? Был ли я слишком занят, дуясь на всех по поводу своей помолвки, и упустил что-то важное? Люсьен теперь рассекретит детали моей интрижки с Циан? Аннабель ненавидит меня?
Вопросы повторяют себя снова и снова — бесконечный круг одних и тех же мыслей и страхов.
Как это со мной случилось? Вот он я, чуть не схожу с ума по поводу благополучия суррогата. Не думаю, что смог бы сказать, как выглядит любой из суррогатов, которых я встречал прежде. Блондинки, брюнетки, рыжие… они все как куклы, куклы с расплывчатыми лицами, которые не имеют значения, потому что кто они такие? Никто. Собственность. Но лицо Люсьена. И Аннабель…