Я даже не знаю ее имени. У них есть имена? Думаю, им дают номера на Аукционе. Может, они родились с номерами. Они вообще рождаются обычным способом? Я никогда не воспринимал их как настоящих людей, пока сегодня не услышал крик этой девушки.
Я ужасный человек?
Из-под штор просачивается бледный серый свет, признак нового дня. Я злюсь на себя, уже почти сдаюсь и иду в постель, когда серебряный камертон дрожит и поднимается с моей ладони.
— Она в порядке? — спрашиваю я, прежде чем у него появляется шанс заговорить.
На другом конце чувствуется легкое замешательство, и я думаю, что, скорее всего, я немного его удивил.
— Да, — говорит он, и звучит он необычайно устало. — Она будет жить.
Я выдыхаю, и ощущение, будто я держал этот вдох всю ночь. Голова гудит от облегчения.
— Это хорошо, — говорю я.
— Да. — И снова намек на удивление в его голосе.
— Что? — спрашиваю я, слишком усталый и измотанный, чтобы соблюдать вежливость. — Ты думал, что мне все равно? Ты думаешь, я не человек?
— Нет, — отвечает он. — Я думаю, что ты из королевской семьи.
Я чувствую завуалированное оскорбление, но не понимаю его.
— Что это значит?
— Это значит, что ты не видишь мир так, как видит его большинство людей в этом городе.
Я хмурюсь. — Этот город любит знать.
Люсьен посмеивается сквозь свою усталость. — О, Гарнет, — говорит он. — Ты ничего не знаешь об этом городе. Ты знаешь Жемчужину и Банк. Жемчужина терпит тебя из-за твоего высокого статуса, а Банк любит тебя, потому что с твоей помощью продаются газеты.
Никто никогда, никогда не говорил со мной так. Я открываю рот, чтобы напомнить ему, кто есть кто в наших отношениях, но затем из меня выходит весь воздух, и я осознаю, то он прав.
Я — ничто. Я просто роскошная и дорогая трата времени.
— Тогда зачем ты попросил меня о помощи? — говорю я.
Он вздыхает. — Я не просил. Я шантажировал.
Верно. Я давлю на глаза костяшками пальцев.
— Люсьен, что такого важного в этой девушке? Почему ты так о ней заботишься?
— Почему ты так думаешь?
— Помимо того факта, что ты заставил меня следить за ее каждым передвижением?
— Ты проделал посредственную работу, в лучшем случае. И если я слежу за кем-то, это не значит, что я забочусь о них. Ты даже представить не можешь, за сколькими людьми я слежу. Почему ты думаешь, что эта девушка чем-то отличается?
— Твое лицо сегодня, — говорю я в лоб. — Когда она истекала кровью и… плакала. Это было очевидно.
Очередная пауза. На этот раз она затянулась, и я уже не могу терпеть.
— У них есть имена? У суррогатов, я имею в виду, — говорю я. — Откуда они появляются?