— Стало быть, вы не потеряли ни одного пациента? — насмешливо спросил Эдвард.
— Вы будете первым! — рявкнула я. — Если не перестанете утяжелять штангу.
Но были и темы, которых мы тщательно избегали. Я никогда не заговаривала о Мэдисон, Джейсоне и моей несостоявшейся кинокарьере. Мы не говорили о той женщине в Испании, о ее муже и том, что случилось между ними.
Так или иначе, мы были соратниками и даже друзьями. Хотя я все время напоминала себе: он — лишь пациент.
Почему же тогда мое тело воспринимало его не как пациента и даже не как друга, а как мужчину?
Я часто ловила на себе его жадные взгляды. Что ж, говорила я себе, я лишила его секса — это было все равно что запретить льву охотиться на газелей. Он голоден. А я — вот, рядом. Но нет, я не стану его добычей.
Когда солнце показалось из-за горизонта, я услышала, как бурчит у него в животе.
— Проголодались? — спросила я.
— Вы знаете, что да. — Он внимательно посмотрел на меня.
Я отвела взгляд, стараясь не обращать внимания на заколотившееся вдруг сердце. Я старалась вспомнить предостережения миссис Уорредли-Гриббли. Взглянув на часы, я сказала самым профессиональным тоном:
— Пора завтракать.
Когда мы шли к замку, я все же украдкой смотрела на него из-под ресниц. Он был красив, могуч и опасен. В нем было все, чего не хватало Джейсону.
«Прекрати! Не думай об этом!»
Сытный английский завтрак был накрыт в средневековом обеденном зале. Сидя рядом с Эдвардом за длинным обеденным столом, я не отрываясь смотрела на то, как он наливает себе чай в фарфоровую чашку, накладывает на тарелку яйца с беконом, подносит вилку ко рту… Мне почти захотелось стать беконом, чтобы ощутить его дыхание, нежно коснуться его языка…
Что за глупости!
Резко одернув себя, я плюхнула в кофе сахара и сливок.
Нельзя так смотреть на клиента!
Но я ничего не могла с собой поделать. И теперь, сидя рядом с ним, я делала вид, что читаю газету, а сама не сводила с него глаз. Каждое его движение окатывало тело волной жара.
Увы, в книге миссис Уорредли-Гриббли не было ни слова о том, как побороть собственную похоть.
Похоть. Какое мерзкое слово! Лишь любовь облагораживает его. Но я знала, что не люблю Эдварда. Слишком темна была его душа. Он никому не доверял и ни о ком не заботился. Особенно о женщинах, с которыми спал. Если бы он волновался о ком-то из них, он мог бы позвонить или написать. Но он этого не делал. Если он не мог спать с женщиной, она его не волновала.
И все же, когда я подносила к губам чашку с кофе, мои руки дрожали. Если бы он знал, как легко он может соблазнить меня…