- На руках хотели нести, - хмуро ответил Котелков. - Еле отбился.
Майор догадывался, что полковник не будет сегодня говорить о главном, что составляло все содержание котелковского отчета, - о захвате германского посла. Ватагин отвлекался, подробно расспрашивал, например, о стычке Атанаса Георгиева с послом из-за бочонка с розовым маслом. А стоит ли об этом разговаривать! Котелков процедил сквозь зубы что-то об отсутствии выдержки у болгарина. Полковник поправил складки гимнастерки под ремнем, коротко возразил:
- Болгары любят свою родину, Котелков… И нечего ставить им это в вину.
Они говорили вполголоса. За дверью стонала хозяйкина дочь, неделю, назад бежавшая сюда из Софии. У нее подагра, обострившаяся после трех месяцев ночлегов в сырых бомбоубежищах во время массовых американских налетов на город. Полковник раздобыл ей атофан, боли усилились - врач говорит: хороший признак.
- Вы что хмурый? Не выспались? - спросил Ватагин.
- Нет. ничего, - ответил Котелков. - Квартирьер, черт, с Цаголовым поселил. Разве с ним уснешь?
Ватагин изобразил на лице сочувствие. Кому не известно, что самый темпераментный собеседник - это Сослан Цаголов, веселый красавец, по-кавказски поджарый, смуглый, с насмешливо играющими желвачками на скулах.
- Два болтуна у нас: Цаголов и Шустов, - заметил полковник.
- И оба любят друг друга, - отозвался майор.
- Я их тоже люблю… - кратко скрепил Ватагин. - О чем у Цаголова теперь разговор?
- Все о том же: тоскует по флоту, хочет рапорт писать…
- Не отпущу!..
Давно не беседовали они с такими удобствами: на столе пепельница, бутылка вина, сифон с водой.
- Слушайте, кстати, - вспомнил полковник, откладывая бумаги, - вы не видели еще один документ, доставленный на ваших самолетах? Плюшевый альбом с видами Ярославля.
- Нет, не видел, - ответил Котелков и добавил с усмешкой: - Я и чемоданами посольской фрау не интересовался. Упущение?
- А мне Шустов показал этот альбом.
Майор свирепо шевельнул кожей на бритой голове. Он еще рассчитается с выскочкой, который полчаса назад позволил себе по-адъютантски резво разговаривать с ним, позволил себе выражать крайнюю степень удивления по поводу того, что плюшевый альбом не возбудил интереса.
Видимо, Ватагин догадался, о чем сейчас думает Котелков, потому что вздохнул и примирительно заметил:
- Трудно работать в разведке, если тебе двадцать лет и воображение играет, а ты обречен переписывать спецсообщения. Я имею в виду Шустова.
Ватагин резко поднялся, не похоже на то, как лениво сидел два часа. Качалка пошла ходить за его спиной. Он прошел в комнату и через минуту вернулся с пачкой фотографий, раскинул их веером поверх бумаг на столе.