Он понял, что уже промахнулся, это совсем не то, что слушал Бабин. То, что он поймал, было похоже на тоненький клекот индюшат, - это морзянка. Где же открытый текст?
Бабин вялым жестом смахнул наушники, протер глаза, вынул из ящика стола початок вареной кукурузы и задумчиво принялся жевать:
- Вот и всё, товарищ полковник.
- А я опять пропустил… Что нового в тексте?
- Непонятно. По-немецки: «Warne vor Ungluck» - «Предостерегаю от беды». Так, кажется. Надо уточнить по словарю.
- Как думаете, пеленгование удастся?
- Кто их знает… Если примут на правом фланге, пропеленгуем.
- Надо бы знать, откуда они передают.
- Вот и лови… Разговаривают по ночам, семь - восемь секунд. Ну, как поймаешь? Мне нужно хотя бы сорок секунд…
- Ну что ты канючишь! - оборвал Славка Шустов.
Ватагин нахмурился: он знал, что адъютант завидует любому оперативному работнику и именно поэтому не прощает и Бабину его тоскливой рассудительности.
- Что ж, сеанс окончен? - спросил полковник и встал, потягиваясь.
- Я и начальнику шифрослужбы докладывал, но он тоже ничего не видит утешительного, - жаловался Миша. - «Ваш полковник, говорит, слишком торопится. Кодированные таблицы противника не у меня в кармане». Эти подковы с одного коня…
- Подковы, подковы… - вздохнул полковник и вдруг все обратил в шутку: - Что ж, как раз по сезону! Бегут «а всех фронтах - вот им и нужно получше подковаться… Верно, Шустов?
Шустов промолчал. Он-то прекрасно понимал, что полковнику не до шуток.
Ватагин стал вылезать из фургона. Часовой поддержал его под руку. Из-под деревьев уже тянуло дымом солдатских костров. Сержант-усач, сидя на задке подводы, стругал брынзу в котелок. Потянувшись над изгородью, распряженная лошадь черной губой трогала куст лимонных георгинов. В этот рассветный час во дворе все казалось таким мирным, как будто солдаты уже возвращаются по домам. И особенно привольно звучал чей-то тенорок:
Во поле березонька стояла,
Во поле кудрявая стояла…
Видно, и этот певец, как и многие в те дни, думал: «Коли перешли рубеж - значит, и конец близок».
Но Ватагину, пока он шел по двору, было не по себе: он испытывал противное для здорового человека бессилие - знать, что где-то во вражеском тылу, в посольском особняке, сидят молодчики, готовые на все, и не иметь возможности до них добраться. Переговариваются! О чем же, позволительно спросить? И почему с такой настойчивостью? В последние недели эфир на Балканах буквально клокочет: на разных волнах и в разных направлениях, открытым текстом и морзянкой, ведут передачи англичане и немцы, четники и партизаны, легионеры и посольства, подводные лодки и самолеты. Сводки радиоперехватов фронта систематизируются ежечасно. Командующий требует: «Примите меры к уточнению!» Это не так просто, как кажется на первый взгляд. Правда, Ватагин держит одну нить: друзья из Болгарии сообщили штабу фронта, что в Софии, в здании германского посольства, работает, по их сведениям, тайная радиостанция. Это уже похоже на дело. Известно, что английская разведка год назад нащупала нечто подобное в Ирландии. Там, в Дублине, с чердака своей миссии немцы руководили по радио операциями подводных лодок в Атлантике. Это понятно. Остается расшифровать, о чем же хлопочут гитлеровцы здесь, на Балканах, в дни бегства? «Warne vor Ungluck» - «Остерегайтесь беды»… Что это значит?