– Более пятидесяти тысяч уже кликнули на перевернутый большой палец, – радовался Николай. – В первых двухстах комментариях ему желают смерти или пожизненных мучений.
– Все-таки работает, – ухмыльнулся Дэш.
– Работает, – подтвердил Николай и схватился за свой ремень безопасности.
Дэш удивленно посмотрел на него.
– Что ты задумал?
– Разве мы не поедем?
– Куда?
– По адресу, который ты ему отправил. Не боишься опоздать?
Дэш помотал головой.
– Нет. Я гораздо сильнее переживаю о другом.
– О чем?
– Я не уверен, что мы не сделали ошибку уже на первом задании.
– Слишком легкое? – спросил Николай, и Дэш снова помотал головой.
– Слишком сложное. – Он выглядел всерьез обеспокоенным. – Я боюсь, наш парень вряд ли переживет этот экзамен.
Мартин Швартц. 00:41.
Еще 7 часов и 19 минут до конца Ночи вне закона
– Что значит «вы ушли»?
Швартц уже в третий раз делал звук тише с помощью регулятора на руле пикапа, но старик с каждым предложением кричал все громче. Грегор Рюман уже почти охрип от возбуждения.
– Вы не можете просто бросить моего сына на произвол судьбы!
– Я даже должен. Иначе это будет незаконным лишением свободы. Вы знаете это точно так же, как и я.
Мартин свернул на подъездную дорожку своего модульного дома в Тельтове. Если в Берлине уже шел дождь, то здесь было еще сухо, но лишь вопрос времени, когда гроза пересечет границу города и затопит отчасти еще не укрепленные улицы нового поселка.
Прежде чем его сын снова переехал к нему, Швартц подыскал жилье в спокойном районе поближе к природе. В принципе он ненавидел эти искусственно озелененные комплексы, напоминающие парки с выставочными домами, но Тиму здесь нравилось. Простое строение с плоской крышей его сын даже предпочел квартире в старинном доме на Симон-Дах-Киц. Непривычно для шестнадцатилетнего, но, видимо, парню больше хотелось покоя и природы, чем уличных гулянок и театральных пивных в Пренцельберге.
– Вы не могли бы, по крайней мере, следить за ним? – спросил Грегор Рюман.
– По-вашему, я должен следовать за ним по пятам? Как и тысячи других? – Швартц помотал головой. – И речи быть не может!
Он заглушил мотор.
Его сосед справа, чье имя Швартц никак не мог запомнить, вышел в пижаме выносить мусор и приветливо помахал ему рукой через живую изгородь.
Идиллическая картина, как в рекламном проспекте, который ему на переговорах о купле-продаже вручил агент по недвижимости от строительной фирмы. «Здесь, в Тельтов-Парке, мир еще в порядке», – утверждал он, и Мартина так и подмывало сказать, что, по его опыту, как раз там, где в глянцевых буклетах изображены улыбающиеся люди, мир самый жестокий. Но этого обычно не видно с первого взгляда, лишь когда заглянешь за фальшивый фасад. Швартц знал, что, согласно статистике, как минимум один из его соседей бьет жену, обменивает фотографии собственных обнаженных детей на нелегальных биржах в даркнете, разбрасывает собачьи лакомства с ядом и иголками или использует прикуриватель, чтобы успокоить плачущего младенца.