Снова раздался стук.
– Глеб, – позвала Мёнгере, – ты скоро? Мы уже готовы.
Глеб с силой провел по лицу: как же он устал. Был бы один, плюнул бы на всё. Только он отвечает за Приша и Мёнгере, а они за него. Он напялил на себя чистую одежду и вышел из душевой.
– Слушай, – к нему бросился Приш, – мы с Красавицей обнаружили странную комнату.
Глава сорок вторая. Заблудившиеся в воспоминаниях
В прошлый раз в дальнем углу коридора ничего не было, тупик. Теперь же там дырой в стене зияла распахнутая дверь – ничем не примечательная, белый пластик. Непонятно, почему они прошли мимо нее в прошлый раз, будто глаза кто отвел. Похоже на ментальное воздействие. Может, на этой базе проводили разработки направленного гипноза?
Глеб вошел в комнату. На самом деле странная. Обита войлоком и вся в проводах. Провода подключены к мониторам, различным датчикам, нарукавникам. Видимо, чтобы снимать показания с человека. Во время эксперимента, наверное. Глебу не хотелось думать, какие опыты проводились на людях. Возможно, что и ничего страшного – изучали воздействие планеты на людей.
Глеб представил себя на одной из этих кушеток, опутанным проводами, как змеями. От одной мысли сделалось нехорошо, словно что-то из истории болезни. Как там было?
Дама с горностаем в больничной рубашке,
Строгом уборе сестры милосердья.
Меня не коснется реанимации бред,
Круговорот синих ламп,
Сохнущий труп толстой жабы.
В последние дни в памяти часто всплывали стихи, чужие. Глеб тосковал по дару и понимал, что потерял его навсегда. Потому что… Потому что он загадает совсем другое желание. Не для себя, а для других поэтов и сказочников, потому что так надо. Глеб уже принял решение. Лишь бы Мёнгере захотела быть с ним, без нее будет совсем худо.
Это всё не про нас, про тех
Кто умирает и никак не сдохнет.
Вот и они никак не сдохнут, идут и идут. Вечные странники. Даже Хранитель пути потерял к путникам интерес, ничем не обозначает свое присутствие.
Баба Шура, 83 года.
Орет днём и ночью.
Рядом Валера, он журналист,
его привязали.
Он хочет освободиться.
Он всё время с кем-то болтает,
Ругается, пытается встать.
И спрашивает пустоту:
«А есть закурить?»
Глеб хорошо понимал неизвестного ему Валеру: он бы тоже не смог лежать привязанным, беззащитным. Больные стихи больного человека. В этой комнате Глеб ощущал себя так же. Нахлынула слабость, как тогда, в душевой. Ноги подкосились. В последний момент Глеб ухватился за поручень кровати, а потом всё поплыло.
* * *
Аврора смотрела печально. У нее, Авроры Сияющей, всегда присутствовала во взгляде некоторая беззащитность и обреченность, теперь это усилилось.