Изгнанники Темногорья (Кутузова) - страница 63

– Этот мир достоин, чтобы его утопили в свете, милая.

Менгере знала одно существо, которое звало ее милой. Оно походило на человека, но не было им.

Она в коридоре, который кажется бесконечным. Ее окружают высокие мрачные стены – в храме почти нет окон. Мёнгере ускользнула от жриц, ведь так хочется побегать в удовольствие, а не сидеть взаперти. Она спешит к выходу, но теряется в лабиринте поворотов.

– Мёнге! – слышит она крик за спиной и ускоряет шаг.

И вдруг на ее пути возникает жрица. Мёнгере не успевает затормозить и врезается в нее. Сейчас ее выдадут! Но та лишь прижимает девочку к себе и гладит, гладит по волосам.

Странно. Эпизод всплыл неожиданно. Ничего подобного Мёнгере не помнила. Сколько ей тогда было? Три года?

– Тебе не нужна память, – услужливо подсказывает тот же голос. – Ты станешь править миром, милая. И он захлебнется светом.

Да! Она же мечтала об этом. Все страны поклонятся ей. Мёнгере станет правительницей континентов, в ее честь зазвучат торжественные гимны.

– Умница, ты достойна этого, – соглашается голос. – И покараешь несогласных. Вольешь в их глотки раскаленный свет.

Особенно той, желтоволосой. Возомнила, что краше Мёнгере, посмела нарушить совершенство. Мёнгере сама изуродует ее личико, отрежет фарфоровый носик.

– Ты свет, милая, тебе можно всё, – успокаивает голос.

Мёнгере не помнит имени удачливой соперницы, да и название Алтанхота покрылось песком. Только ярость слепит глаза как…

– Свет. И ничего, кроме света.

Кто же все-таки та женщина, которая гладила ее?

– Не думай о ней, – голос обеспокоен, – она этого недостойна.

И всё же… Слово уплывало, словно рыба в мутной воде. Ее учили охотиться с гарпуном, стоя подолгу в реке. Странная подготовка к трону. И ощущение, что она промахнулась.

– Мир ждет тебя! Что ты прицепилась к этому обрывку? – голос взревел. В нем слышалось голодное нетерпение.

Женщина гладила девочку по волосам и прижимала к себе, пользуясь возможностью. Лица жриц всегда были скрыты платками, такой же Мёнгере носит, чтобы спрятать шрамы. И она не знает, как выглядела ее мать.

Мама! Та жрица была ее матерью. Конечно! Мёнгере плачет, слезы оставляют жгучие дорожки на лице, и шрамы полыхают. Но Мёнгере не замечает этого: она счастлива. Ей удалось воскресить прикосновение мамы. Та перестала быть бесплотной тенью.

– Она тебя предала, променяла на другую дочь, – голос разочарован. – А ты ее простила. Ты слабая. Тебе никогда не стать несущей свет.

Мёнгере согласна: да, ей не стать. Она хочет просто быть счастливой. И чтобы исчезли рубцы с ее лица. Странное желание для бывшей правительницы. Но ей этого вполне достаточно. И золото вокруг плавится и оплывает.