Эржебета прошла мимо матери, ощутила, как та отстранилась, словно от заразы. На подгибающихся ногах добрела до зеркала, схватилась за дубовую резную раму, заглянула в серебристые глубины.
Оттуда на нее смотрела незнакомка с худощавым, строгим, как у взрослой женщины, лицом. В тусклом свете кожа ее была бледна, как у покойницы, а губы алы, словно кровь. Болезненный сон стер румянец со щек, и Эржебета знала, что это навсегда.
Сзади подошла мать, робко коснулась плеча:
– Твои глаза, доченька…
Яркая зелень превратилась в непроглядную черноту, из которой на мир глядела бездна…
Служанки, которых Анна выгнала из комнаты, присели в темном уголке, шептались испуганно.
– Видала барышню? Чистая ведьма, – говорила пухлая Агнешка.
– Да может, она такая и раньше была? – возражала тощенькая вертлявая Пирошка. – Мы ж ее вблизи и не видали…
Девчонок взяли из деревни в замок совсем недавно, взамен убитых во время бунта служанок. Агнешка с Пирошкою радовались везению – господские люди всегда сыты и одеты. Но больно уж страшно, дико было в каменной этой громадине. И говорили о семье Батори всякое. А уж теперь, когда барышня очнулась…
– Нет, она другая была! – Агнешка затрясла головой, – Моя тетка Илона у ней кормилицей служила, потом нянькой. Сказывала, добрая барышня, веселая, чисто птичка, а глаза зеленые, что твоя трава. А теперь?..
– Черные у ней глаза, – Пирошка поежилась.
– Вот! Значит, подменили!
– Кто?! – Пирошка аж рот открыла от любопытства.
Агнешка надула веснушчатые щеки:
– Известно, кто. Он, Ердег. Тетка говорила, он детей лидерками подменяет. А то и вовсе в их душу вселяется. Так что ей-ей, подменыш барышня Эржебета, а настоящую-то Ердег давно уж сожрал…
– Тс-с-с-с, – зашипела Пирошка. – молчи. Не наше это дело. Как бы беды не было…
Наутро барышня вышла из комнаты. Была она бледна, худа и измождена. Но держалась прямо, голову несла высоко. С тех пор никто не видел ее улыбки, не слышал смеха.
Белой тенью скользила Эржебета по замку, неслышным призраком появлялась из тени. Встречая людей, смотрела прямо, испытующе. Особенно надолго замирала перед слугами и пришедшими в замок крестьянами. Глядела в лица, словно искала кого-то.
Никто не мог долго выдержать взгляда этих огромных черных глаз. Страшными они были, бездонными, словно адская бездна, из которой сам дьявол людские души выискивает. И оттого шептались люди: подменыш Ердега – дочка Батори…
А Эржебета и впрямь жила в аду. Ее постоянными спутниками стали страх и ярость. Глядя в глупые лица рабов, видела она другие – перекошенные злобой и похотью, слышала предсмертный хрип сестер. И мечтала о мести, и желала убивать. Не могла простить. Ненависть в ней выжгла любовь. Больше Эржебета не ласкалась к родным, не вступалась за слуг, когда родители приказывали их выпороть.