Здоровье ее было неплохо. И лишь в ночи полной луны к Эржебете являлся во сне Черный человек, садился у кровати, касался щеки ледяной рукой и говорил, говорил, приказывал… Эржебета вскрикивала, металась по кровати, бредила, а просыпалась больная, с горячкой.
Потом луна шла на ущерб, и болезнь уходила. До нового полнолуния.
В Эчед один за другим приезжали лекари. Осматривали девочку, все как один пожимали плечами – не знали, что за недуг. Одного Дьёрдь от безысходности даже на кол посадил, остальных велел выпороть. Не помогло: не сумели вылечить Эржебету.
Отец жалел, гладил по голове, говорил, мол, пройдет, поправится дочка. Матушка ежедневно молилась о ее выздоровлении. Младшие сестрички боялись, сторонились, как прокаженную. И лишь желтые глаза старшего брата Иштвана маслились при виде рано повзрослевшей девочки.
Так минуло три месяца. Наконец гайдуки притащили последнего пойманного в лесу бунтовщика – здоровяка Петру. Для Дьёрдя настало время исполнить обещание, данное жене. Может, и Эржебета успокоится, когда увидит, что мятежники казнены, решил он.
Всю ночь в замке стучали молотки, а к утру вырос во внутреннем дворе деревянный помост. К нему нагнали слуг и крестьян из ближайших деревень – пусть видят, что случается со скотами, посягнувшими на жизнь Батори.
Для господ на нижнем ярусе галереи поставили кресла. В полдень казнь началась. Солдаты вывели из подвала преступников, загнали на помост, поставили на колени.
Тощи, бледны были узники. Дрожали, закрывали глаза, ослепшие от яркого солнца. На руках и ногах звенели толстые цепи, тела покрывали гниющие раны, и ползали по ним вши. Эржебета смотрела на крестьян, и не узнавала. Где те наглые, хохочущие демоны, что в клочья рвали ее сестер?
Закричал глашатай, перечисляя бунтовщиков. Эржебета вздрогнула, услышав имя Петру.
Поднялся Дьёрдь – величественный, строгий.
– Господь милосердный будет судить вас. У него вымаливайте прощения. А своей волей, за преступления против Батори приговариваю вас к смерти.
Сел. На помост взобрались палачи, и началась долгая экзекуция. Глашатай по очереди выкликал имена мятежников, распорядитель читал казнь, назначенную Дьёрдем.
Замок звенел от стонов, предсмертных криков и плача женщин. Горячий воздух пах кровью. Алые лужи залили помост, алые кляксы украсили одежду солдат и палачей. Камень замкового двора стал скользким, и росла на нем груда изувеченных тел. Одни были мертвы, другие еще шевелились, тянулись куда-то, по-рыбьи разевая рты с обрубками языков.
Кровь за кровь… Мерно взлетали плети, шипели раскаленные клейма да покрывались красным мясницкие топоры.