Боясь взбесить виконта, я все же поинтересовалась:
– Как же мы доберемся до Черного замка, когда сойдем на берег, если у вас только конь?
– Ваши вещи доставят экипажем, который будет ожидать на пристани. А вы поедете со мной, – резко произнес де Жерон.
– На коне? – неверяще спросила я.
– Именно, – сказал виконт, кивая.
– Но… как же… это… – запнулась я, не зная, как объяснить, что приличной девушке не пристало ехать на одной лошади в объятиях мужчины, который не является мужем.
Виконт спросил:
– У вас какие-то претензии ко мне или моему коню?
– Нет, – поспешно проговорила я, – но…
– Вот и прекрасно, – оборвал меня де Жерон и приказал мужику: – Мы поднимаемся на палубу. Построй всех, хочу поблагодарить за слаженную работу.
Виконт предложил локоть, но я сделала вид, что не вижу протянутой в мою сторону руки, поправляя оборку на плаще. Краем глаза заметила, что губы де Жерона сжались, а выражение лица стало еще более бесстрастным.
Мы пошли по пристани, направляясь к выстроившимся в вереницу людям.
Над портом висит завеса из запахов соли, пота, табака, рыбы, пряностей, но стоило приблизиться к кораблю, запахи усилились.
– Капитан, леди, – представил виконт невысокого человека с пронзительным взглядом. – Если меня нет рядом, можете смело обращаться к нему.
– Как к вам обращаться, милорд? – спросила я, присев в книксене.
Капитан изумленно посмотрел на меня, потом на виконта и проговорил:
– Какой же я лорд, миледи… А обращаться можно запросто – капитан, или Сэм. Это уж как вам удобней.
Голос его звучал хрипло, отрывисто, словно не привык говорить длинными фразами.
– К капитану на корабле принято обращаться "капитан", – процедил виконт, и стал представлять остальную команду.
Боцман, штурман, марсовые и ноковые матросы, юнга – лица моряков слились в одно, просоленное, опаленное солнцем, изборожденное преждевременными морщинами. Я хлопала ресницами, бормоча что-то, приседая в книксене перед каждым, что делало мину виконта все более кислой, а на суровых лицах моряков вызывало довольные улыбки. Один матрос улыбался так старательно, что сверху и снизу рта открылись бледные, как у покойника, десны.
– Какой жуткий, – прошептала я.
Виконт покосился на матроса и произнес:
– Эльм? Нет, миледи. Эльм не жуткий. Он очень добрый малый. Честно сказать, не понимаю, как угодил в матросы. Но команда его любит.
На меня смотрели, как на диковинную зверушку, редкую и дорогую, которую запрещено трогать или кормить, а можно только смотреть. За полными любопытства взглядами читалось сочувствие, меня жалели настолько неприкрыто, что в глазах предательски защипало. Я старалась идти быстро, но зачем-то продолжала приседать перед каждым в книксене. От осознания, что все происходит на самом деле, перед глазами повисла пелена, желудок сжало, а к горлу подступил ком. Наверно, я покачнулась, потому что чья-то твердая рука осторожно, но решительно придержала меня за локоть.