А вот старший над ними, комиссар Кривцов — совсем другое дело… Никогда раньше не доводилось мне видеть человека столь сильно обозленного на весь мир, как этот маленький горбатый уродец. В ЧК он считался человеком заслуженным, даже героем — после взятия Крыма Красной армией лично допрашивал и расстреливал врангелевских офицеров, тех, кто не смог или не захотел уехать. Глядя в его маленькие, недобро блестящие глазки под низким нависающим лбом, я думал, что этим несчастным можно только посочувствовать.
С этим человеком связано если не самое тяжелое, то самое грязное воспоминание в моей жизни. Именно из-за него мне пришлось нарушить обещание, данное самому себе в санитарном поезде…»
Небольшой отряд из пяти человек прибыл на станцию Селезнево ранним весенним утром. Кругом еще стояла непролазная грязь, но в лужах отражалось голубое небо. Хотелось выпрямиться во весь рост, вдыхая воздух полной грудью, — улыбнуться солнцу, ощутить всем телом первое тепло, такое долгожданное после долгой зимы…
На площади перед вокзалом бабки продавали темные деревенские лепешки. Румяные девчонки, босоногие, в линялых ситцевых платочках, лузгали семечки и хихикали. На заборе сидел малый лет шестнадцати, растягивал мехи старой гармоники и горланил частушку:
Дезертиром я родился,
Дезертиром и умру,
Коль хотите, расстреляйте,
В коммунисты не пойду!
Увидев кожанки и маузеры, парень живо соскочил вниз, подхватил свою гармонику и скрылся, будто растворившись в толпе.
Потом пришлось долго трястись в телеге, пахнущей дегтем. Огромный бородатый мужик угрюмо молчал всю дорогу и только иногда косо посматривал на них через плечо.
Наконец, вдалеке показались очертания церкви, окруженной частоколом, купола под крестами… Чуя близкий конец пути, мохнатая каурая лошаденка как будто приободрилась и пошла рысью, и скоро они оказались у старинных дубовых ворот.
— Слезайте, приехали, — буркнул возница, — вон он, монастырь-то… А там, в двух верстах, — деревня. Но, милая!
Он торопился уехать, словно боялся остаться рядом с ними хоть на минуту.
— Ишь ты, понастроили здесь… — Кривцов толкнулся в ворота, и створки легко распахнулись. — Заходи, ребята!
Этот монастырь, стоящий прямо в лесу, на высоком берегу реки, кажется, появился еще из допетровских времен. Когда Александр зашел в заросший травой дворик, увидел маленькую покосившуюся церковь, сложенную из древних, окаменелых бревен, ему показалось на мгновение, что он выпал из своего столетия.
Из церкви доносилось старческое пение, да изредка звякал на звоннице колокол. Странно было, что где-то далеко только что закончилась гражданская война, с ее дикой, ни на что не похожей жестокостью, церковь, которая была опорой России почти тысячу лет, объявлена фактически вне закона и молодые ребята-комсомольцы устраивают «день безбожника», глумясь над всем, что было свято для их отцов и дедов, а здесь монахи поют дребезжащими голосами о том, что человек заслужил райское блаженство «ныне, и присно, и во веки веков».