— Все правда, милая, — тихо вымолвил он, — но что делать-то?
— Не знаю… — протянула Конни, — наверное, просто жить. Пока можем.
Ночью Александр долго не мог уснуть. Ворочался в постели с боку на бок, все думал, как поступить теперь? И выходило — куда ни кинь, все клин… Он чувствовал почти физически, как жизнь с каждым днем уходит из его тела, и даже смирился с этим, но — Конни! Как оставить ее одну? Наконец, почти под утро усталость взяла свое и он задремал ненадолго.
Снилось ему приятное, почти позабытое — море, обрывистые крутые берега, раскопки на месте Золотого города… Видел он и себя — молодым, сильным, еще не постигшим горечи жизни, разочарований и утрат. Это было так прекрасно, что даже просыпаться не хотелось!
Открыв глаза, он улыбался. Как там сказала Конни? Жить, пока можем… А почему бы и нет, в конце концов? Новая мысль поселилась в мозгу и требовала немедленного воплощения. Это никак не могло ждать до утра! Александр тихонько тронул жену за плечо:
— Конни… Конни, послушай!
— А? Что случилось?
Конни мигом проснулась и приподнялась на локте.
— Помнишь Крым, Золотой город, нашу пещеру?
— Да, конечно, помню! Разве забудешь такое? А почему ты вдруг об этом заговорил?
— Я хочу съездить туда. Понимаешь? Хочу… увидеть все это еще раз!
И — просияло ее лицо! Давно он не видел Конни такой счастливой. Она льнула к нему, целовала худые щеки, заросшие колкой щетиной, и все повторяла:
— Как хорошо! Как славно ты это придумал, Сашенька!
Глаза ее в полумраке казались огромными, и ночная рубашка сползла с плеча. Ее кожа светилась теплым золотистым сиянием, волосы разметались по плечам… Как она была прекрасна в этот миг!
— Иди же, иди ко мне…
Александр обнял ее, почувствовал вкус ее губ, и в этот миг время умерло для них двоих. В сплетении тел, в соединении души с душой другого человека, когда не понять уже, где ты, а где я и весь мир растворяется, исчезает постепенно, словно круги на воде, а есть только вот эта секунда и любимое лицо в лунном свете…
Только так и можно обрести вечность.
«Эта поездка была для меня — как глоток свежего воздуха! Еще в поезде, когда позади остался город Белевск, я почувствовал радостное возбуждение, словно ехал навстречу своей юности.
Мы с Конни остановились в том самом домике под зеленой крышей, где когда-то жили они с Илларионом Петровичем. Надо же, уцелел домик-то… Евфросинья Федоровна давно умерла, и теперь там хозяйничала ее дочь Поля, которую я помнил еще рыжим и голенастым неуклюжим подростком.
Целыми днями я бродил по окрестностям, пытаясь отыскать место, где провел, быть может, самые лучшие дни своей жизни. И — вот странность — чувствовал себя на удивление здоровым и бодрым, словно скинул разом груз прошедших лет и, пусть ненадолго, снова стал мальчишкой-студентом. Куда только девались слабость, колотье в груди и перебои в сердце!