Александр смотрел на него со смешанным чувством. Первый раз с начала войны он видел врага так близко — пусть раненого, беспомощного, но — врага, поднявшего оружие против его страны!
Он всматривался изо всех сил, стараясь разглядеть что-то злобное, отталкивающее в его лице, но враг совсем не выглядел страшным и вызвать мог только чувство жалости, а никак не праведного гнева.
Видно было, что человеку этому осталось жить совсем недолго. Черты лица заострились, нос торчал, словно птичий клюв, кожа выглядела сероватой, как пергамент. Выделялись только глаза — светлые, почти прозрачные, глаза ребенка на лице взрослого мужчины. В них застыло удивление, словно раненый и сам не понимал, почему оказался здесь и за что приходится ему так страдать.
Поймав на себе взгляд Александра, он вдруг чуть приподнялся, ткнул себя в грудь длинным грязным пальцем, похожим на обломок сухой ветки, и медленно, с усилием произнес клекочущим шепотом:
— Есмь славянин! Полоненный у велика битва…
Глаза его на секунду встретились с глазами Александра. Австрияк улыбнулся жалкой, замученной улыбкой и выдохнул:
— Брат мой.
Раненый закрыл глаза и вытянулся во весь рост. Смертная тень легла на его лицо, словно последние силы он потратил на то, чтобы быть услышанным. Очевидно, он вкладывал в эти слова особенный, глубокий смысл и долго ждал случая, чтобы произнести их…
Вдалеке послышался свисток паровоза. Вот и поезд подошел и остановился посреди поля. Из вагонов высыпали санитары — молодые парни в солдатской форме. Они весело перекрикивались, переговаривались между собой, и видно было, что ясный осенний день и синева неба радуют их, как расшалившихся школяров.
На головах у многих красовались почему-то студенческие фуражки, выглядевшие странно и нелепо здесь, в прифронтовой полосе. Как будто человек, надевая военную форму, забыл переодеться окончательно… Только потом Александр узнал, что в санитары шли студенты, признанные негодными к военной службе, и хоть считались они нижними чинами, но нередко фуражки эти спасали их от нелепого и унизительного «цуканья» военных комендантов.
Санитары принялись споро, умело грузить раненых. Один подошел к раненому австрийцу, склонился над ним на несколько секунд и безнадежно покачал головой.
Когда Александра внесли в вагон, он почувствовал смутное беспокойство. Санитары все носили новых и новых раненых, но пленного среди них не было. Неужто забыли?
— А этого… Австрияка? — спросил он у высокого, худощавого санитара с длинными светлыми волосами, похожего на студента-нигилиста прошлых времен.