Д-ръ Яблонскій, стоя въ сторонѣ и смотря на эту сцену, какъ-то загадочно улыбался,
— Готовъ держать пари, господа,—увѣренно проговорилъ онъ,—что это вино немедленно же окажется у цынготныхъ больныхъ... Я знаю это по многимъ опытамъ.
Г-жа Ганъ бросила на него взглядъ, въ которомъ чувствовалась укоризна за то, что онъ такъ скоро разгадалъ и такъ измѣннически выдалъ ея тайный замыселъ.
Тогда снова всѣ заговорили и запротестовали:
— Нѣтъ, нѣтъ, вы не должны этого дѣлать!., отнюдь не должны... Вы непремѣнно сами должны пить это вино... Слышите!.. Это вамъ необходимо, иначе вы заболѣете.
Она, улыбаясь, кивала головой, въ то время какъ въ ея глазахъ попрежнему свѣтилась тихая грусть.
Мы входимъ въ женскую цынготную больничку. Обычная обстановка: довольно просторная крестьянская изба съ широкими татарскими нарами вдоль стѣнъ. Нары унизаны лежащими на нихъ женщинами и дѣтьми разныхъ возрастовъ. При нашемъ входѣ нѣкоторыя изъ больныхъ пытаются сѣсть, другія стараются прикрыть свое лицо, но большая часть лежитъ неподвижно, точно окаменѣвъ отъ изнуренія и боли.
Докторъ Яблонскій обращаетъ наше вниманіе на цѣлую семью, пораженную цынгой.
Ужасный видъ имѣетъ женщина съ распухшимъ отъ цынги лицомъ, съ тѣломъ, покрытымъ отеками. Но еще болѣе ужасенъ лежащій рядомъ съ нею ея пятилѣтній ребенокъ, страдающій воспаленіемъ спинного мозга и въ то же время обезображенный цынгой. Тутъ же рядомъ лежатъ и другія дѣти разныхъ возрастовъ, но всѣ одинаково блѣдныя, безкровныя, истощенныя и опухшія...
Нѣтъ, у докторовъ, очевидно, болѣе крѣпкіе, болѣе привычные и закаленные нервы, чѣмъ у насъ, обыкновенныхъ смертныхъ, не принадлежащихъ къ этой почтенной корпораціи. Вотъ они подошли къ только-что упомянутой мною группѣ больныхъ и начинаютъ внимательно ощупывать худыя и дряблыя тѣла дѣтей, покрытыя опухолями и отеками.
Но намъ, простымъ смертнымъ, не привыкшимъ
къ созерцанію человѣческихъ страданій въ такихъ яркихъ, кричащихъ формахъ и притомъ въ такихъ огромныхъ дозахъ, — рѣшительно не подъ силу подобныя зрѣлища. Къ тому же видъ больныхъ, страдающихъ дѣтей-крошекъ—всегда невыносимо-тяжелъ. Но еще болѣе удручающимъ образомъ дѣйствуетъ на васъ, конечно, видъ дѣтей, заморенныхъ долгимъ голоданіемъ, дѣтей, у которыхъ голодъ отнялъ ихъ свѣжесть, ихъ живость, которыхъ онъ изуродовалъ и приковалъ къ постели... Бѣдныя, несчастныя дѣтки!..
Чувствуя на себѣ неподвижно устремлённые дѣтскіе взгляды, въ которыхъ свѣтится нѣмая жалоба и въ то же время какъ бы мольба о помощи, вы невольно начинаете терять присутствіе духа, начинаете задыхаться, такъ какъ слезы неудержимо навертываются на глазахъ, рыданія подступаютъ къ горлу и нѣтъ силъ побороть ихъ. Вы близки къ истерикѣ и, чтобы предупредить ея взрывъ, спѣшите выбѣжать изъ избы...