къ населенію, но затѣмъ, овладѣвши инъ, она сразу проявляется въ видѣ грандіознаго бѣдствія“.
Послѣднія слова будутъ вполнѣ понятны, если припомнить, что въ одной Самарской губерніи число цынготныхъ больныхъ въ голодовку 1898—1899 гг. опредѣлялось мѣстнымъ санитарнымъ бюро въ 23.000 человѣкъ, а Краснымъ Крестомъ—въ 29.000. Въ дѣйствительности же общее число больныхъ цингой въ губерніи было значительно болѣе, такъ какъ весьма многіе больные, раскиданные по глухимъ и отдаленнымъ концамъ губерніи, конечно, не вошли въ эту статистику.
Выяснивъ, насколько то было возможно, роль, которую сыграли въ голодовку 1899 года петербургская бюрократія и самарская администрація, мы должны отмѣтить, что при оцѣнкѣ общественнаго значенія этой эпопеи необходимо имѣть въ виду, что все это совершилось въ министерство г. Горемыкина, который какъ ни какъ все же далеко уступалъ и такому ярому, прямолинейному крѣпостнику, какимъ являлся Д. С. Сипягинъ, и такому свирѣпому жандарму, какимъ былъ В. К. фонъ-Плеве.
VIL
Послѣ голодовки.
Тяжелый годъ пережитъ. Голодовка, цинга, тифъ и прочіе ужасы остались позади. Теперь въ деревняхъ уже не встрѣтите болѣе людей, опухшихъ отъ голода, людей, покрытыхъ кровоподтеками и изъязвленіями отъ недостатка питанія или, точнѣе говоря, отъ недостатка хлѣба.
А какъ велико было число такихъ людей, можно судить по тѣмъ цифрамъ, которыя теперь публикуются мѣстными санитарными органами, вѣдавшими это дѣло. Въ одной Симбирской губерніи больныхъ цынгою было зарегистрировано 27.000 человѣкъ. Въ Самарской губерніи число цинготныхъ больныхъ опредѣлялось Краснымъ Крестомъ въ 29.000, въ Казанской губерніи болѣе 30.000. Столько же, если не больше, ихъ было въ Уфимской губерніи; затѣмъ масса больныхъ цынгою была въ Саратовской губерніи и т. д.
Теперь все это отошло въ область исторіи. Тѣмъ не менѣе бѣдствіе, только-что пережитое, оставило глубокіе, страшные слѣды повсюду, гдѣ оно прошло. Я буду говорить лишь о Самарской губерніи, какъ болѣе мнѣ знакомой.
Правда, непосредственно слѣдовавшій за голодовкой урожай 1900 года былъ необыкновенно обильный, прекрасный. Но само собою понятно, что этого урожая совершенно недостаточно для того, чтобы покрыть и пополнить тѣ огромныя опустошенія въ крестьянскомъ хозяйствѣ, которыя произведены были голодовкой. Вѣдь нельзя же закрывать глаза на то, что у множества крестьянъ распроданъ за безцѣнокъ или съѣденъ скотъ, начиная съ овецъ и свиней и нерѣдко кончая послѣдней коровой, послѣдней лошадью, распродана птица, заложена одежа, домашняя утварь, запроданы или заложены посѣвы, земля, постройки, запроданъ, и, конечно, также за безцѣнокъ, трудъ, будущій заработокъ. Кое-гдѣ съѣденъ не только скотъ—скормлены крыши...