Наконец лес расступился, открывая глубокую каменистую лощину, покрытую коричневыми листьями. С губ Ивана Николаевича сорвался крик ужаса, и он упал на колени. Землю усеяли тысячи мертвецов с запрокинутыми руками, слепыми пустыми глазами, в красивых одеждах, трепетавших на легком ветру. Громко крикнув над головой, спланировал вниз сорокопут, впился в глазницу покойника и задергал маленькой черной головой, чтобы вырвать глаз. Земля пропиталась крупными сгустками серебряной краски. Она же покрывала грудь многих бойцов. Краска ничем не пахла. Сами мертвецы тоже не пахли. На дальнем гребне лощины стояла палатка из черного брезента. Над ней туго полоскались под низкими облаками длинные узкие флаги красно-бело-золотой расцветки.
Иван закричал навстречу ветру:
– Есть кто живой тут, пусть отзовется! Кто поразил эту огромную армию?
Один из солдат неподалеку закашлял, выдувая пузыри крови из уголков рта. Иван Николаевич поспешил к нему и напоил водой из своей фляжки. Но вода только лилась по его лицу, и оно намокало, темнея, будто шелк. Солдат хрипло втянул воздух, и в уголках его губ лопнули нитки. Иван отпрянул.
– Все эти мертвые – солдаты Марьи Моревны, заморской королевы.
После этого солдат умер, с именем этим на протертых до нитки губах.
Иван побрел к палатке, спотыкаясь о тела, прижимая шапку к голове. Он кулаком смахивал слезы с глаз, взбираясь, как горовосходитель, по их галстукам, их серебряным блесткам, по их идеальным ботинкам. «Не смотреть вниз. Не смотреть вниз».
Часовых у палатки не поставили. Иван Николаевич подскочил, когда краешком глаза заметил движение чего-то серебряно-белого. Когда он повернулся, то увидел лишь еще больше павших мертвецов, еще больше павших листьев. Палатка затрепетала.
– Хр-р-р-р, – захрипело что-то, но не палатка и не солдат.
Иван резко обернулся. Что-то тяжело ступало по обломкам и мусору, переваливаясь из стороны в сторону, то на скрюченный локоть, то на вывернутую ногу. Иван не мог понять – мужчина это или женщина, – голова пряталась в глубине темных сгорбленных волосатых плеч, а при ходьбе существо скрипело, как флюгер. Ивану отчаянно хотелось убежать, двигая крепкими ногами, перемахивая по три речки сразу. Вместо этого он ждал с замиранием сердца, когда существо переступит через костлявый труп и вытащит голову, спрятанную на груди.
У существа оказалось женское лицо, да такое юное и прекрасное, что у обмершего Ивана Николаевича, пораженного силой его взора, закололо вернувшуюся к жизни кожу. Совершенные арки ее бровей обрамляли горящие сине-фиолетовые глаза, а губы приоткрывались, как у невесты, ждущей поцелуя. Однако темные волосы ее свалялись и спутались, как у медведя, и одежды на ней никакой не было, кроме перепачканных перьев, больше похожих на шерсть, чем на пух, висящих клочками от огромных квадратных костлявых плеч до самых трехпалых, как у ящерицы, ног с птичьими когтями, скребущими мерзлую землю.