Чувство свободы вдохновляло, оно было совсем новым, но настолько же ярким и изумительным, как солнечный день для внезапно прозревшего, как симфония Рахманинова для человека, только обретшего слух. Разве он жил раньше без этого столь естественного для души состояния, когда просто дозволено быть собой, даже нет – когда не нужно спрашивать ни у кого дозволения!
Несмотря на всё утраченное, растерянное за последнее время, Алёша был благодарен тому, кто вёл его свыше. И сейчас, покачиваясь на волнах, отринутый церковью изгой чувствовал и понимал больше, чем недавний послушник, выпрашивающий наставления перед образами. Видно, так нужно, так правильно было – уйти оттуда, где другим хорошо, потому что общего, единого «хорошо» для всех не существует. Кривить душой нельзя. И нельзя служить Богу неискренне. Служить Богу можно лишь с ощущением радости в сердце. Такой, как сейчас.
Живо вспомнилось детство, пение перед зеркалом, зависть к ребятам в косухах с гитарами в кофрах, жажда попробовать самому и отцовские побои за это. Отец Георгий говорил о необходимости найти свой путь, и Господь давал знаки, а он, Алёша, не слышал. Тому, кто хоронит мечту, приходится умирать за неё самому… Частично или полностью.
И счастлив тот, кто понимает, что жизнь намного больше, шире, бездоннее, чем представляется.
Куда идти? Сегодня Алёше это было ясно как никогда. И потому из самой глубины сердца шла искренняя молитва. Молчаливым напевом он благодарил Бога за внезапный рай: за свободу и простоту, за батон с чаем на ужин, за море, исцеляющее от болей, за первых в его жизни друзей и особенно – за возможность петь. Всё это было настоящим.
Побыв наедине с небом, Алёша развернулся и, рассекая руками волны, направился к берегу. Ребята собрались у костра. Увидев Алёшу, Лиса замахала руками:
– Эй! Иди скорее! Рапанов не достанется.
– Не зови его! Сейчас отдашь самое вкусное! – буркнул Дарт.
– Ему надо. Тут фосфор – для костей, – возразила Лиса, по-хозяйски уткнув руки в боки. – Видел, он вечером опять хромал сильно?
Усевшись между Майком и откуда-то появившейся Кэт, Алёша обдумывал, как сказать, что уезжает. Лиса передала ему пластиковую тарелку:
– Ну, догнал свою рыжую?
– Нет.
Дарт протянул Алёше сигарету, но тот отказался:
– Спасибо. Я бросил.
– Недолго ты греху курения предавался, сын мой! – нарочитым басом пробубнил Шаман.
– Не кайф голос портить.
– И то верно.
Облизывая пальцы, Кэт заметила:
– Ставлю банку пива на то, что наш Праведник ничего не рассказал о продюсере.
– Каком продюсере? – удивился Майк.
Кэт подмигнула Алёше: