– В центре где-то… Представляешь, Викулечка даже мне адрес не говорит… матери родной… Так обидно! Ой! Слушай, а ты не та Маша, которая стерва? Из-за которой…
Маша не дослушала и поспешно бросила трубку.
«Да, та самая стерва – язвительно подумала Маша. – Не то что Викулечка, умница дочка! Тьфу!»
Маша резво направилась к метро, на ходу набирая Лёню:
– Так, друг, известный оператор. Вопрос жизни и смерти. Мне нужен адрес Далана. Знаешь? Или можешь узнать?
– И так знаю, был у него недавно. Зачем тебе?
– Надо, говори и не фасонь! Ты мне должен.
Лёня рассмеялся:
– Слушай, ты опять вошла в состояние голодного аллигатора? Никак своего Алексея встретила? Или Анку? И кстати, поясни, почему я тебе должен?
– Если бы не два психа, то бишь мы с Алексеем, ты бы с Катей не затусил, был бы неженатый и голодный. Так что давай, выкладывай.
– Ты его хоть убивать не собираешься? – хмыкнул Лёня. – А то с тебя станется, агрессивная ты наша.
– Я сейчас тебя убью! – рявкнула Маша. – Адрес!
Лёня ещё похихикал в трубку, но сдался:
– Ладно, записывай. Тебя всё равно консьерж не пустит.
– Посмотрим.
* * *
В нетерпении Маша вышла из метро и свернула к Малой Бронной. Скоро показался аккуратный квадрат Патриарших прудов, окружённый тенистыми аллеями. День выдался тёплым, Маша распахнула плащ. Вдалеке, на той стороне пруда цветными пятнами свитеров и курток сгрудилась на траве молодёжь. Оттуда долетала музыка и гогот. А на дорожках почти никого не было, лишь трое подтянутых пенсионеров бороздили по аллеям в неровном ритме спортивной ходьбы. В глаза бросился знакомый «дорожный» знак с адской троицей, запрещающий разговаривать с незнакомцами – вспомнился роман любимого мастера. Впрочем, недосуг было размышлять о литературе, и Маша понеслась дальше. Скоро её силуэт отразился в зеркальной витрине французской кондитерской – между мини-Эйфелевой башней, корзинами с цветами и изысканными пирожными показалась настоящая Гелла, огненно-рыжая, с яростью в глазах, разве что не голая, а в плаще и обтягивающем красном платье. Она влетела в парадную отреставрированного довоенного дома. Её остановил консьерж, вежливый, но непробиваемый.
– Обождите минутку. Я осведомлюсь у Марка Борисовича, примет ли он вас.
– Примет, куда денется! – буркнула Маша. – Ну ладно, звоните. Я снималась в его клипе. Вы наверняка меня видели. Скажите, его хочет видеть Маша Александрова. Из клипа «Только до утра».
Консьерж неторопливо набрал номер жильца и сообщил о посетительнице. Маша переминалась с ноги на ногу, затаив дыхание, как бегунья перед стартом. Наконец консьерж положил трубку. С гостеприимной улыбкой под седыми усами он театрально выставил руку, указывая на лифт, и произнёс с пафосом, от которого Станиславского хватил бы удар: