– Дмитрий Иваныч, спасибо вам! Безысходность – это как раз про меня… Я всё равно буду заниматься, чем решила. Просто хотелось бы хоть крупицей моих усилий помочь Алексею. А от моего таланта мне тошно – я сейчас и «танец маленьких утят» не станцую. Не могу просто. Не хочу.
– А родители что говорят?
– Они не знают.
– Ну, а как же я могу? – возразил Дмитрий Иваныч. – Не забывай, я – друг твоего отца прежде всего.
– Хорошо, я позвоню им, объясню. Но вы же знаете, я совершеннолетняя, живу сама уже сколько лет и работаю. Я – взрослый человек.
– Взрослый-то, может, и взрослый, – крякнул врач, – но ты не отдаёшь отчёта. Для тебя это будет слишком трудно.
– Я и не хочу, чтоб было легко. А пахать, как каторжная, я и так привыкла. Хоть днём, хоть ночью. Я – выносливая, вы даже не догадываетесь, насколько. Дайте мне шанс стать лучше. Прошу вас!
Дмитрий Иваныч молчал, раздумывая над неожиданной просьбой, но потом ответил:
– Ладно, видимо, так судьба решила. У нас в нейрохирургии как раз двух человек не хватает. Только не жалуйся, раз уж берёшься.
– Спасибо огромное, – просияла Маша, – не буду. Трудовую брать?
– Ты хочешь прям вот так, серьёзно?
– А чем я лучше других?
– Раз так, тогда, конечно: паспорт, трудовую, сан-книжку, полис, ИНН и пенсионное. Когда тебя ждать?
– Завтра утром.
– Хорошо, но если передумаешь, я пойму, – заметил Дмитрий Иваныч, – и даже буду рад.
– Спасибо! Не передумаю.
Довольная, как если б её приняли в гастрольную труппу Большого театра, Маша достала из комода бандану и запихнула её в карман плаща.
Настроение Маши упало мгновенно – у киоска с журналами и бульварными газетёнками. На обложке журнала, обычно мусолящего новостишки и слухи из жизни звёзд, Маша увидела снова Далана во всей красе, а рядом себя и Алёшу. Она уставилась на фотографию, не веря своим глазам – Алексей в подряснике. Ещё здоровый, красивый. Он отрешённо смотрел в сторону. Между фотографиями художник провёл стрелки, изображая любовный треугольник, подписанный жирными белыми буквами – «Скандальный клип Марка Далана могут запретить!»
Маша выхватила журнал из рук киоскерши, сунув ей сотку. Сидя в метро, Маша читала мелкую статейку приблизительно такого же содержания, какое было в новостях на «Клип-ТВ». Она пыталась вспомнить, кто и когда фотографировал Алёшу, и на ум опять пришла Вика – она снимала всё без разбора и как-то навела объектив на послушника, долго потом подсмеиваясь над Машинным смущением.
Маша выругалась. Она накручивала себя и кипела от негодования, пока торопливо пересекала Павелецкую набережную и вошла в зелёное здание, массивными колоннами у парадного напоминающее монументальную архитектуру дворцов культуры сталинских времен. Над входом красовался огромный чёрный баннер с золотыми буквами «Годдесс». В зале с белыми колоннами, упирающимися в балюстраду с балясинами, похожими на гипсовые кегли, уже собралась почти вся труппа.