И когда он с утробным рыком развел ее ноги, а его пальцы заскользили по алой полоске плоти, она сама тянулась к нему, со стоном подавалась бедрами вперёд.
Он хочет, чтобы она закрыла глаза… Как она это поняла? Кто знает. Но закрыла. И уже не видела, только чувствовала, что там, в той точке, где сейчас собралась вся сладость и истома этого мира, уже нет его руки, а есть другое…
Но и это не было страшно. Она принимала его — жадно, хрипло дыша. Принимала вместе с болью и стыдом, принимала восторженно и открыто. Торопливо насаживалась на его твердость, чтобы успеть получить больше…
Понимала ли она, что что-то тут не так? Понимала. Могла ли что-то с этим поделать? Нет.
Никто не может сопротивляться вампиру.
* * *
— Я стала некрасивая.
Она лежала все на той же узкой кровати. Алекс был тут же. Целовал ее пальцы, перебирал волосы.
Как он только терпит ее — такую? Иногда Маргарите казалось, что она прекрасна. Обычно — когда он был рядом. Но зеркала не могли врать — серый цвет лица, черные круги под глазами, нездоровая худоба.
И Виктория. Они виделись вчера. Она испугалась. Закричала: «Что этот гад сделал с тобой?! Беги от него. Оставь меня. Только спасайся. Он чудовище!».
Носатому доктору пришлось вливать ей успокоительные капли…
— Ты гонишь меня, потому что я стала некрасивой… — повторяет она.
— Тебе нельзя быть со мной. Виктория права. Я чудовище.
Она прижимается к нему. Она может не слушать, что там он говорит. И если уже завтра они не будут вместе, значит, нужно брать все сегодня.
Маргарита ищет его губы, снимает одежду, гладит его, целует, прижимает…
— Подожди, подожди… Нам нельзя!
Ну как же нельзя, если нужно!
Маргарита обвивает его бедра ногами, вдавливает его в себя и даже сквозь одежду чувствует, как наливается силой его орган. Облегченно выдыхает — даже такую он ее хочет. Подставляет для поцелуя шею. Перед этим он никогда не может устоять.
Когда шеи касаются губы, а потом и зубы, по ее телу пробегает дрожь предвкушения.
— Ты можешь сильнее… Пожалуйста… я хочу!
Она и правда хочет этого. Хочет больше, чем его проникновений и поцелуев. Почему? Если бы она знала!
Он отстраняется. Он напуган.
— Марго. Ты хотела бы жить вечно?
— А кто бы не хотел, — улыбается она.
— Ты будешь сильной и красивой. Неуязвимой… Люди будут готовы на все ради тебя.
— Мне они не нужны, — она снова тянется губами к его губам, только ты…
Он целует — долго, больно кусая губы, с силой прижимает к себе и наконец входит в нее, вызывая сладострастный стон.
— Ты разлюбишь меня. Как только станешь бессмертной. Это наш последний раз.