— Разве кто-нибудь мог бы не посочувствовать вам? Ваша самоотверженность вызывает восхищение. Мало какая юная особа взяла бы на себя обязанности по управлению имением, да еще и присматривала бы за умирающей сестрой…
Маргарита вперилась в него гневным взглядом:
— Виктория больна, но не умирает!.. Извольте…
Он остановил ее жестом:
— Простите, что я это говорю, но в вашем городке доктора словно застряли в прошлых десятилетиях. Между тем врачебная наука шагнула далеко вперед. В столице недуг, которым страдает ваша сестра, уже успешно лечат. Современные микстуры, новый подход. Вам вовсе не обязательно проигрывать эту борьбу.
Девушка сжалась в комок. Зачем он говорит ей об этом? У нее никогда в жизни не хватит денег даже на то, чтобы переехать в столицу, не говоря уже о том, чтобы оплачивать услуги докторов.
— Я готов вам помочь.
Почему-то эти слова вызывают у нее не надежду, а ужас. Она понимает, что сейчас последует ужасное отвратительное предложение, условие, на которое нельзя соглашаться. А еще понимает, что она пойдет на все ради спасения сестры…
* * *
Последние новости обнадеживали. Виктория уже в лечебнице и ей лучше. Маргарита сама ходила ее навещать сегодня. Сестра улыбалась впервые за много месяцев. Пожилой доктор в белом халате и пенсне на огромном носу сказал, что случай тяжелый, тем более что обратились поздно, но не безнадежный. Полного излечения он конечно не гарантирует. Но то, что она вскоре встанет на ноги и вернется к обычной жизни, это даже не вопрос.
А значит, пора было платить по счетам. Маргарита вряд ли могла назвать себя наивной. Да и кредитор не особенно стеснялся, объясняя условия их грядущей сделки. Всё просто: он устраивает сестру в лучшую клинику и оплачивает ее лечение, а она поселяется в его замке и никогда не говорит ему нет. Совершенно очевидно, что это может значить.
Он вошёл в ее комнату, когда уже стемнело. Тусклый ночник давал совсем мало света, и Маргарита была этому рада.
Она постаралась отвести взгляд, чтобы не смотреть в эти почти бесцветные, горящие ледяным огнем глаза. Но у неё ничего не вышло. Никогда не выходило. Отвести от него взгляд было невозможно.
— Не бойтесь Марго, — проговорил он хрипло, сминая ее и усаживая на узкую кровать, — вам не будет слишком больно. И страшно тоже не будет…
Он не солгал: страшно не было. Ни тогда, когда он разорвал на ней белоснежную ткань рубашки. Ни тогда, когда он впивался ледяными губами в ее шею или чувствительно кусал белоснежную грудь с темными кругами сосков. Она словно со стороны наблюдала, как на высоких холмиках появляются кровавые подтеки. Это было странно. Болезненно. Но приятно.