В саду виднелись следы легкого запустенья: кучи опавшей листвы на дорожках, густой ковер ряски, затянувший темный (и, без сомнения, искусственный) пруд, непомерно разросшаяся живая изгородь. Впрочем, подумал Фигаро, это вполне могло быть сделано нарочно. Стиль «Старый Замок» – тщательно поддерживаемый бардак с претензией на приватность, эдакая легкая светлая готика
Гастон оставил коляску конюху – старику в широкой толстовке и офицерских сапогах и они прошествовали (именно «прошествовали», другое определение в этой обители вечного октября казалось неуместным) к парадному.
У дверей тоже никого не было. Широкую лестницу охраняли лишь скульптуры из темного камня: заяц, стоявший на задних лапах и орел, сжимающий в клюве оливковую ветвь. Ступени лестницы – розовый мрамор – оказались тщательно вымытыми, а двухстворчатая дверь в два человеческих роста сверкала темным лаком. Дверной молоток (старая благородная медь, потемневшая от патины) украшала гравировка: горящий факел внутри шестеренки.
Гастон постучал и менее чем через минуту ему открыли. Вместо стандартного вооруженного амбала на пороге стояла миловидная девушка в белом халатике и странной шапочке напоминающей одновременно тиару и цветок лилии. Следователь вздрогнул. Он никогда раньше не видел Светлых Сестер, женщин с врожденной невосприимчивостью к ворожбе. По неясной причине такой странный «довесок» встречался только у женского пола, причем невероятно редко. Стоит ли уточнять, куда именно их забирали на службу?
- Здравствуйте, господин Фир. Здравствуйте, господин Фигаро. Вы к Мари Кросс, правильно? Проходите, прошу вас. Нет-нет, обувь оставьте у вешалки… Одевайте тапочки, они вон там, на полке. Прошу соблюдать тишину и немного подождать вон там на диванчиках. К вам сейчас подойдет распорядитель.
Она ушла, плавно покачивая бедрами. Огромный мягкий ковер глушил шаги. Ковер был темно-зеленым с черными полосами; здесь вообще все было темным и словно бы сливалось с тенями. Тишина и тени – в этом необъятном холле их собралось слишком много. Старинная мебель, скрытые в полумраке картины, мозаика на высоком потолке: бледные ангелы в черных ризах. Лица ангелов были строгими и печальными; они прижимали указательные пальцы к губам, судя по всему, тоже требуя соблюдать тишину. И еще здесь висел тонкий больничный дух, но не тот застарелый запах карболки, со временем пропитывающий большие городские клиники, а резкий запах операционной палаты. Фигаро почему-то подумал о полевом госпитале, куда каждую минуту заносят раненых с оторванными руками и ногами. Ему стало зябко и неуютно, захотелось на свежий воздух.