- Яд? – предположил главжандарм.
- Что же, по вашему, он вначале принял отраву, а потом перерезал себе глотку? Для верности? Нет, – врач покачал головой, – это самоубийство. Правда, самое странное самоубийство из всех, которые мне приходилось видеть.
Фигаро выпрямился и стал медленно ходить по номеру туда-сюда, стараясь не ни к чему не прикасаться. «Дорогой номер», подумал он. «Один из самых дорогих в «Глобусе». Дрова в камине догорели давно… Сигарный пепел в хрустальной пепельнице. Много пепла…»
- Номер снимали?
- Да, некий Виктор Вивальди. Заплатил за три дня. Где он сейчас – устанавливаем. – Врач уже складывал свои инструменты в чемоданчик.
- На момент совершения… м-м-м… самоубийства он был в номере?
- Пока не знаем. Ладно, может, вскрытие покажет что-то интересное. – Человечек в сером халате пожал плечами и вышел за дверь. Винсент Смайл повернулся к Фигаро.
- Вы говорили, что у Вас есть какая-то догадка…
- Не торопитесь, – остановил его следователь. – Давайте сначала опросим свидетелей.
- Ладно, – кивнул жандарм. – Свидетелей так свидетелей.
Темнело. За высокими окнами «Глобуса» вспыхнули фонари. Их маленькие огоньки, плывущие в снежной пурге, казались маячками на бакенах затерянной пиратской гавани, а проносящиеся мимо в белых вихрях сани – стремительными хищными барракудами.
Фигаро сидел за маленьким столиком у окна в холле, доедал безвкусный гренок с куриным крылышком и наполнял пепельницу трубочным пеплом. Рядом на бильярдном столе расположился Винсент Смайл с миниатюрной чашечкой кофе в руке. Главный городской жандарм снял пальто и остался в приталенном бежевом костюме: узком, аккуратном и дьявольски элегантном. Лицо Смайла выражало глубокую задумчивость. Он что-то бормотал себе под нос и постоянно чесал затылок автоматическим пером с золотым колпачком, так что в результате этих манипуляций шевелюра жандарма, ранее уложенная волосок к волоску, превратилась в некое подобие картины Адольфа Хистора - младшего «Взрыв на макаронной фабрике».
За время, проведенное с главжандармом, Фигаро уже успел понять, что внешний лоск Винсента Смайла являлся просто маскирующей приманкой, вроде огонька на лбу глубоководной рыбы-удильщика. Смайл наверняка родился в хорошей семье, получил замечательное образование и большое наследство, ему привили самые изысканные манеры, но… В высшее общество Смайл так и не попал, застряв где-то на полдороги.
Следователь его понимал.
Зато внешность и манера общения очень помогали Смайлу на службе. Если Фигаро просто не воспринимали всерьез (даже самые отъявленные жулики и головорезы трепали при нем языками без умолку), то Винсент Смайл внушал доверие, причем доверие какой-то заоблачной степени. Лучше всего шарм жандарма действовал на женщин, но и мужчины были не прочь потрепаться с вежливым предупредительным джентльменом.