Когда мы говорим, что у всех нестареющих нет врагов в дикой природе, то это, конечно, не означает, что достаточно обезопасить животное от врагов, чтобы оно тут же стало нестареющим. Любое лабораторное животное не имеет проблем с врагами-хищниками, но не теряет способности стареть. Вероятность смерти лабораторных мышей, в отличие от голого землекопа в тех же лабораторных условиях, неуклонно растет с возрастом. Наш друг, московский геронтолог А. Халявкин как-то обронил в дискуссии, что и голый землекоп, и кит, и летучая мышь как-то стареют, но иначе, чем остальные млекопитающие. С этим трудно спорить. Иначе — это, как мы полагаем, означает: гораздо медленней и без участия специальной биологической программы старения, записанной в их генах.
Есть два обязательных признака, по которым запрограммированное старение легко отличить от других явлений изнашивания организма. Во-первых, эта программа вызывает постепенное ослабление многих ключевых функций живого существа, в то время как для смерти достаточно внезапного выпадения одной-единственной жизненно важной функции. Т. е. биологическое старение — это не просто самоубийство, каковым являются случаи острого феноптоза. Во-вторых, это согласованное ослабление различных функций, иначе организм быстро скатился бы в острый феноптоз. Биологическое старение — это реализация программы медленного феноптоза. Выше мы упоминали о случае чисто химического старения, не запрограммированного в геноме, когда речь шла об L^D-изомеризации белков-кристаллинов в хрусталике кита. Этот спонтанный, самопроизвольный процесс ведет к тому, что у 200-летнего животного около 40 % L-аспартата в кристаллине превращается в D-изомер, что должно пагубно сказаться на свойствах этого белка, вызвав помутнение хрусталика[18]. Другими примерами незапрограммированного, «химического» старения могут быть процессы карбонилирования и дезамидирования белков (см. ниже, раздел II.6.6.1).
II.5.2. Способность эволюционировать — ключевое свойство большинства живых существ, а старение — один из механизмов, ускоряющих их эволюцию
В 1989 г. Р. Докинз [71] ввел в научный обиход термин «evolvability» (способность к эволюции, или «эволюционируемость»). По мнению М. Киршнера и Дж. Герхарта [159], такая способность, присущая всем организмам, возникшим благодаря биологической эволюции, неодинакова у разных видов. У тех из них, которые захватывали новые области обитания, естественный отбор в значительной степени шел в сторону увеличения способности эволюционировать, что происходило иногда в ущерб интересам индивида.