Оказывается, во время сильного стресса можно не только руками шустрить, но еще и думать успевать! Мало того что я сам догадался насчет синеватых субстанций, так ведь и о Букач вспомнил. И спохватился насчет невидимости, громко – но мысленно, не вслух – пожелав, чтобы она ко мне вернулась.
– Букач, детка, ты чего там закопошилась? А? Напугана или еще что-нибудь почуяла?
– Да, о Великий, нет, о Великий! Проголодалась я, вот оно как! Дозволь попитаться? Уж я отслужу!
– Дозволяю. И, между прочим, заранее догадываюсь, в чем именно ты изыскала себе пропитание.
Букач – только глазом моргнуть – вывернулась наружу сквозь щель из планшетной сумки, замешкалась на миг, дабы, дрожа от нетерпения, но верноподданно выслушать пустую тираду своего «овеликого», то есть меня, и скакнула к «холмику». Фырь, фырь! – и от мары не осталось ничего, кроме щепотки невесомого праха… да я и не уверен, если честно, что там и прах-то был… может, просто дорожная грязь, высохшая в летнюю пыль.
– Букач!
– Я здесь, о Великий. Прещедрый!
– Есть еще мары поблизости? Или им подобные, кто на нас… на меня зубы точит, хвост поднимает?..
Букач еще и скрипнуть в ответ не успела, а я и воздуху в грудь не набрал после грозной своей тирады, как уже постиг чутьем две маленьких истины: первая – непосредственно рядом все спокойно, а в принципе – есть, полна ими питерская ночь. Вторая – Букач моя попытается буквально понять мой вопрос, и это надолго.
– Погоди, крошка. Сядь ко мне на руку, вот сюда. Умница. Забудь про хвосты и зубы, просто скажи: чуешь в округе враждебную нечисть, если да – в каком направлении и как далеко?
– Чую, о Великий. Вон там! – Букач повела хоботком и голенастой лапой, уродливо похожей на человеческую ногу, в сторону Серафимовского кладбища. Как ты добр, о Великий! Напитал меня!
– На доброе здоровье. Теперь далее. Мне сейчас не до охоты на ведьм… и на прочие… нечистые существа, дорогая Букач. Я сейчас попробую вернуть себе невидимость против чужих, но так, чтобы для тебя я был зрим и чтобы ты могла оценить, видим или невидим я для посторонних. Понятно?
– Да, о Великий!
– Вот… я пожелал. Что скажешь?
– Все, что пожелаешь, о Великий!
– М-да. С Дэви-то попроще общаться на интеллектуальные темы… И намного проще.
– Не гневайся, о Великий!
– Я не гневаюсь. Накинул ли я на себя невидимость для постороннего взгляда?
– Да, о Великий.
– Тебе меня видно?
– Да, о Великий.
– А людям?
– Людишкам – не видно, о Великий!
– А нечисти? Для нечисти я видим или нет?
Букач, по-прежнему стоя у меня на предплечье, вывернула на балетный манер уродливые лапки-ступни и осторожно, в половину своего скрежещущего голоса, отрапортовала: