– Извини, Таня-Оля, кинематографа мне с лихвой хватает в профессии, а в свободное от работы время я бы хотел обойтись без этого. Да и вообще, мелодрама – не мой жанр.
* * *
Ольга стояла на берегу. Долго-долго. Все ждала, может, Степан вернется, подойдет, скажет: я тут подумал – ну ладно – пусть артистка, пусть из Москвы, пусть морочила мне голову две недели, ничего, что врала на каждом шагу, все это пустяки, пойдем домой, артистка, завтракать, потом со всем разберемся.
Нет. Не придет. Не простит. И правильно сделает. Но, даже понимая это, Ольга ждала, ходила вдоль берега – несчастная, замерзшая.
Степан не пришел. Пришла Славяна.
– Ну что, довольна? – усмехнулась Ольга, увидев девочку. – Можешь быть спокойна, твоему отцу я рассказала правду. Между нами все кончено. Я уезжаю в Москву.
– А ты довольна? – заорала Славяна, от злости перейдя на «ты». – Разрушила человеку жизнь, а сама сваливаешь в Москву? Про него, небось, и не вспомнишь?
Ольга взбеленилась:
– Да какое право ты имеешь так со мной разговаривать? Дура малолетняя?! Я, между прочим, люблю твоего отца!
Две женщины самозабвенно орали друг на друга – у обоих имелся большой опыт по части ора – им бы на пару идти в поход против Соловья-разбойника. Даже чайки притихли, делая ставки, кто кого переорет.
Замолчали синхронно, будто по команде. Славяна опустилась на камень и заплакала.
Ольга села рядом:
– Эй, ты чего?! – Она обняла девочку и тоже заплакала.
Так и сидели, обнявшись, две любимые женщины Степана Алексеевича Тришкина.
– Зря я это затеяла, – сказала Славяна, вытирая слезы. – Пусть бы вы сами с ним разбирались.
Ольга махнула рукой:
– Ладно, все правильно.
– Я просто не выдержала, – вздохнув, призналась девочка. – Вы меня все достали со своей любовью. У матери любовь – Валера какой-то нарисовался, и у вас с отцом, видите ли, любовь. Ненавижу эту вашу любовь! Любовь – это всегда плохо и больно.
Ольга потерла лоб:
– Тут ты, пожалуй, загнула! Что-то я не уверена в том, что это правильная жизненная установка. Ну полюбила твоя мама, что ж – бывает. Прости ты ей ее счастье. И вообще, нельзя на мать обижаться. Она – твой самый родной человек. Как ни крути, а родство по крови – самая прочная связь. – Ольга вздохнула, подумав о Татьяне.
– Да, кстати, спасибо тебе за ловушку! – сказала девочка.
– Не за что. Лови самые лучшие стихи.
– Я еще хотела сказать… Я теперь в школе очки не снимаю. Ношу, как вызов, помнишь, ты сказала, что сделала бы так?
Ольга кивнула: правильно, молодец. Славяна гордо поправила очки, а потом вдруг спросила:
– Слушай, а ты прямо такая крутая в Москве?