— У меня есть.
— Давай звони быстро и пойдем, неудобно так надолго уходить.
Настя благодарно чмокнула его в щеку и набрала номер заведующей загсом.
— Ну что там? — спросила она без предисловий, когда к телефону подозвали Короткова.
— Ничего нового, — уныло ответил тот. — Фотографа, Шевцова этого, отпустили в лабораторию печатать снимки. К вечеру обещал все сделать. Может, на них что-нибудь увидим. Всех присутствующих проверяем на знакомство с потерпевшей и с Артюхиным. Оружия не нашли. В общем, тяжко. Народу много, но нельзя их держать здесь до бесконечности, всех ждут гости. Придется отпускать.
— Посторонних не обнаружили?
— Нет. Все, кто есть, приехали с брачующимися. Гости, родственники, свидетели. Ни одного подозрительного лица.
— Значит, успел сбежать.
— Значит, успел, — подтвердил Коротков с тоской в голосе. — А тебе как празднуется?
— Кусок в горло не лезет. Ладно, счастливо.
Они вернулись в зал как раз в тот момент, когда Даша и Александр в очередной раз целовались. Настя сразу наткнулась на вопрошающий взгляд Чистякова.
— Ну что там? — тихонько спросил он, невольно повторив те же самые слова, которые сама Настя только что сказала Короткову.
— Где?
— Ты же звонить ходила.
— Как ты догадался?
— А то я тебя не знаю, — усмехнулся Чистяков. — Аська, я человек с нормальной психикой, и преданность работе меня не раздражает. Может, я тебя как раз за это и люблю.
— Да? А я тебя люблю за другое.
— За что же, интересно?
— За то, что ты меня знаешь и не раздражаешься. Давай выпьем.
— Я за рулем.
— Ну просто подними бокал. Я тост скажу.
Настя решительно поднялась с места с бокалом в руке.
— Можно мне несколько слов? Те, кто меня давно знает, наверное, удивляются, с чего это мы с Алексеем решили оформить наши отношения. Поэтому я скажу, чтобы не было недоразумений и недомолвок. Оказывается, я много лет не понимала, что люблю его. Я думала, что он просто очень хороший человек и я к нему привязана. А потом я вдруг поняла, что он — единственный и я его люблю. И как только я это поняла, мы сразу помчались в загс подавать заявление. Вот!
— Что — вот? — подал голос Павел Иванович с другого конца стола. — Не вот, а горько!
— Горько! — подхватили остальные.
* * *
Черное и белое, белое и черное. Женихи и невесты, невесты и женихи… О господи, как я вас всех ненавижу!
Я ненавижу всех черных, потому что черное — это зло.
Я ненавижу всех белых, потому что белые меня отвергли.
Я надену черное и буду смотреть на вас, выряженных в белые одежды, копошащихся там, вдали от меня. Ибо вы никогда не приблизитесь ко мне.