Я уселся на кровать, прикрытую грубой рогожей.
Вам не нравится моя деятельность в Рязани.
Худая фигурка Смирнова заколебалась на фоне оконного проема.
А вам нравится. Вы восхищены и горды собой. Геркулес в авгиевых конюшнях. Сам уберет извечный навоз. Ой-ли, так уж совсем сам? А, эти блохи четырнадцатого класса не считаются. Достаточно прикрикнуть, топнуть, обозвать похуже. Не успеют за день выписать всех формуляров, так пусть вечером приходят. Я, сам вице-губернатор, прихожу, а им слишком трудно? Только ведь я, вице-губернатор, экипажиком езжу, а они из слободы с сапогами в руках и до колен подзасучив брюки. Только что у меня жалованьишко соответствующее, а они. Что тут болтать. Вы статью прочли, докопались до автора, труда не пожалели, чтобы прибыть сюда и лично поглядеть на наглеца. Теперь вы встанете и скажете: я уничтожу тебя, блоха.
Он выбрасывал из себя эти фразы, полные боли и ненависти, лихорадочно, резко; казалось, что он как будто произносит их не впервые, словно уже раньше готовился к встрече со мной; но ведь не мог же он ожидать моего посещения; так что он верно в воображении произносил их и в лицо бросал мне обвинения.
Ну, жду, поторопил он. Прошу встать и сказать: уничтожу тебя, блоха.
Я встал и приблизил лицо к его, искаженному гримасой, лицу.
Господин Смирнов, сказал я, я пришел сюда, чтобы просить вас о сотрудничестве. Мне бы очень хотелось, чтобы вы взяли на себя редактирование губернских ведомостей. Не отказывайтесь.
Что, как, что вы, забормотал он.
Поэтому-то я вас и разыскивал. Вы честный человек. Я не такой как вы думаете. Мне крайне. Я никого не хочу тиранить, но впадаю в ярость, как только. Мне думается, что не должно быть так, как. Все зависит от того, найдется ли достаточно честных и мужественных людей. Вы первый кого я встретил в Рязани. Может потом еще найдем. Давайте вместе работать. Не отказывайтесь.
Клавдия, крикнул он, Клавдия!
Скрипнула дверь.
Я не знал, что кто-то был рядом.
Клавдия, зажги свет! Немножко керосина все же найдется. Значит вы не хотите меня уничтожить, а только. Клавдия, ты слышала?
Худенькая, маленькая женщина, почти девочка, внесла коптящую лампу.
На стенах и низком потолке заплясали тени.
Значит вы такой. Я хотел в это верить, ведь я читал, но когда.
Я протянул ему руку.
Вы не отказываетесь? Будем вместе работать?
Его рука была горячей и влажной — рука чахоточного; но пожатие неожиданно сильное.
Только сумею ли я?
Необходима лишь честность, отвага и добрая воля, а это у вас найдется.
Клавдия молча переводила взгляд с его лица на мое и снова на его; в ее расширенных глазах светилась благодарность ко мне, что я не оказался палачом обожаемого мужчины — и почти религиозное восхищение им, смельчаком, героем, победителем.