— Ваша доля, лейтенант, — сказал Щербак, подавая ему кружку и ломоть хлеба с салом. — Хлебните-ка во славу русского оружия.
Саня взял кружку, понюхал, поморщился.
— Чего ее нюхать? Откройте пошире зевальник, одним махом хоп — и в дамках! — посоветовал Щербак.
— Да он не умеет! — засмеялась Антонина Васильевна.
— Это я-то не умею? — возмутился Саня, но, вспомнив про зарок, решительно прошел в кухню и вылил самогонку в помойную лохань.
— Вот так. Понятно? — сказал он.
С минуту экипаж обалдело смотрел на командира. Молчание прервал Домешек.
— Понятно, товарищ гвардии младший лейтенант. Даже больше чем наполовину.
Саня посмотрел на Антонину Васильевну и по ее кривой усмешке и плотно сжатым губам понял, что она тоже недовольна.
— А мы-то ему больше всех оставили, — с горечью сказал Щербак.
— А как же, он у нас командир, офицер, — пояснил Осип Бянкин.
— Кто вам дал право обсуждать мои действия? — спросил Малешкин.
— А мы и не собираемся обсуждать. Вы, товарищ младший лейтенант, не только нас, но и хозяйку обидели, — сказал Бянкин.
Саня понял, что дал маху, а это еще больше обозлило его.
— Молчать! — закричал он. — Щербак, немедленно прогрей машину!
Щербак засопел и, схватив шапку с фуфайкой, выскочил на улицу. За ним вышли и Домешек с Бянкиным. На крыльце они остановились, стали закуривать и о чем-то разговаривать. «Наверное, обо мне», — подумал Саня и так сморщился, словно у него заныли зубы.
Размолвки с экипажем случались часто. Саня переживал их болезненно. Но по своему характеру долго сердиться не мог и первым шел на мировую.
Антонина Васильевна, убрав со стола, принялась заметать хату. Выкинув за дверь соломенную подстилку, она ожесточенно шаркала веником. Около Сани она разогнулась, заправила под платок волосы и мягко улыбнулась.
— Ребята на тебя осердились, товарищ лейтенант. А ведь в бой-то вместе пойдете. — Она покосилась на темный циферблат ходиков и охнула: — Царица небесная! Одиннадцатый час, а у меня корова не доена! — Бросила веник, схватила подойник и побежала доить корову. Открыв дверь, остановилась: — Скоро поедете-то?
— Не знаю. Впрочем, наверное.
— Может, успеете еще молочка похлебать, — хлопнула дверью.
Малешкин походил по хате, остановился у окна. Стекла промерзли насквозь и заплыли льдом. Саня лизнул и сплюнул. Лед показался ему соленым. Он совершенно не знал, что делать. Поднял веник и стал дометать пол. Через минуту бросил. Махать веником показалось ему ниже его офицерского достоинства. Саня оделся и пошел к самоходке.
Его экипаж усердно трудился. Щербак набивал солидолом масленку, наводчик надраивал казенник пушки, заряжающий чистил днище. Когда экипаж переходил с командиром на вы, то особенно следил за чистотой и порядком в самоходке. Это был весьма прозрачный намек Сане на то, что экипаж и без командира сам отлично знает, что ему делать, и великолепно может существовать без младшего лейтенанта Малешкина.