При мысли о том, чего мы никогда не узнаем, у меня упало сердце.
— Мы не успели. Она умерла вечером того дня, когда мы с тобой встречались. Но она оставила мне одну вещь… рукоятку меча без лезвия.
Машина слегка вильнула. Я продолжала говорить.
— Каидан думает, это Меч Справедливости.
Отец резко вывернул руль, так что машина съехала на обочину, и ударил по тормозам. Я схватилась за ручку дверцы, ремень безопасности натянулся. Когда мы остановились, я огляделась вокруг, но никаких машин за нами не было. Отец повернулся на сиденье, посмотрел на меня бешеными глазами и потребовал:
— Опиши его.
Я рассказала ему, как выглядит меч и что произошло, когда сначала Каидан, а потом я к нему прикоснулись. Несколько долгих мгновений он пожирал меня все тем же безумным взглядом, а потом громко хлопнул в ладоши и вскрикнул:
— Да!
Я подскочила от изумления. Наверное, я что-то упустила, потому что мне самой при мысли о рукоятке почему-то не хотелось прыгать и вопить от радости. Но тут очевидный восторг отца передался и мне.
— Что-то назревает. Что-то большое. Я не знаю, что именно, но ангелы собираются тебя использовать. Моя маленькая дева-воительница.
Дева-воительница? Я? Но это смехотворно!
— Как ты думаешь, что я должна буду делать?
— Пока ничего, малышка. Сначала тебе многому надо научиться. Я хочу, чтобы ты могла себя защитить, когда меня нет рядом. Возможно, в какие-то моменты ради собственной безопасности тебе придется делать вещи, которых ты не любишь. В том числе как минимум казаться работающей. — Он окинул меня критическим взглядом. — Для начала, вид у тебя все еще естественно-простодушный и нежно-невинный. Как ни неприятно мне это говорить, тебе, вероятно, надо стать злее. И знать свою дозу спиртного. Я не хочу, чтобы ты оказалась в ситуации, где нужно пить, и не умела вовремя остановиться.
— Как я этому научусь?
— Будешь пить. Под моим наблюдением. Мы определим, с какой дозой ты можешь справиться за некоторый период времени, и ты попрактикуешься в самоконтроле, чтобы сохранять ясность сознания и не пьянеть.
Мое сердце бешено заколотилось о ребра.
— Сегодня же ночью и начнем? — спросила я.
Повисла жуткая тишина. Потом отец прочистил горло и сказал:
— Нет. Завтра.
Он вывел машину на дорогу и нажал на газ. Только тут я заметила, что мы, оказывается, едем в Картерсвилл. Отец вез меня домой! Мне с невероятной силой захотелось его обнять. Я усилила зрение и осмотрела деревья вдоль дороги. Никого не было видно, поэтому я обвила руками его могучую шею и крепко к нему прижалась, положив голову ему на плечо. Он сипло засмеялся — я чувствовала, как сотрясается его тело, — и, держа руль одной рукой, другой похлопал меня по плечу.