Не сразу обращаю внимание на мать, которая, словно завороженная, не спускает изумленных глаз с кристалла в моей руке. Плевать. Пусть видит. Все равно никто не поверит пьянчужке Акрабе, вечно сочиняющей небылицы про Руар, в то, что ее дочь может спокойно прикасаться к топливным кристаллам. А с учетом наличия в нашем доме трупа ее постоянного клиента — раскрывать на людях рот Акрабе и совсем невыгодно. Если она, конечно, сама не хочет провести остаток жизни в Дэбэре.
— Но это же… Это… Это топливный кристалл, — сдавленно шепчет она.
Дошло наконец-то!
Акраба, словно заколдованная, приближается ко мне, не сводя глаз с кристалла. Кажется, еще секунда — и мать просто задохнется от восторга.
— Подержать хочешь? — мрачно интересуюсь я, всерьез подумывая кинуть его мамаше в надежде, что та поймает здоровой рукой. А что?! Нечего собственную дочь мужикам продавать!
Акраба отшатывается. Видимо, инстинкт самосохранения не до конца пропит. К тому же она знает: с меня станется.
— Значит, это все же ты. Ты моя дочь. А я-то думала — мальчишка… — бормочет мать, глядя на меня такими глазами, будто видит впервые.
По ходу, у мамули окончательно поехала крыша. Что значит «ты моя дочь»?! А кто я была ей раньше? Нет, с элем и тандуримом Акрабе точно пора завязывать.
А дальше происходит нечто уж совсем из ряда вон выходящее, после чего я окончательно убеждаюсь: мать рехнулась.
Акраба резко отворачивается, подходит к трупу и со всей дури пинает его в лицо.
— Урод! — В голосе матери звучат непривычные нотки высокомерия, брезгливости и… гнева. — Все вы уроды! Ты хотел, чтобы моя дочь повторила мою судьбу?! Ну уж нет! Выкуси! — Еще один смачный удар сапогом по отекшей морде кузнеца. — Туда вам всем и дорога!
Истеричный радостный смех матери, которая, приплясывая, начинает носиться по комнате вокруг еще дымящегося тела, не оставляет у меня сомнения: Акраба съехала с катушек. Напряженно переглядываемся с Эваном. И что теперь с этой чокнутой делать прикажете?
— У меня получилось! Получилось! — то и дело восторженно повторяет мать.
Резко останавливается. Заметно, что ее, видимо, не до конца пропитые и прокуренные мозги пытаются что-то судорожно соображать.
— Я просчиталась в сроке. Ну да! Конечно! Четыре месяца было слишком мало, чтобы… Мне надо было немного подождать. Плод бы окреп, и тогда… О! И тогда… Глэдис была права! Я слишком нетерпелива! Всегда хочу получить все и сразу. А все, что надо было… подождать. Чуть-чуть. Месяц, другой…
Сожаление переплетается с неподдельным восторгом. Мать поднимает на меня безумные глаза.