На самом деле чувствительность Майи причиняет некоторые неудобства. От нее все сложнее становится скрывать мой секрет, а я не хочу, чтобы она начала копаться в моих проблемах – головных болях или раздражительности. Придется мне прилагать дополнительные усилия, чтобы отвлечь ее от всего этого.
Итак, мы закончили ужин и даже успели застичь закат на пляже, что, как мне кажется, звучит довольно банально, но ей понравилось. А вот когда мы добрались до кинотеатра, где крутили черно-белые фильмы, мне стало по-настоящему нехорошо. Кинотеатр был старый с бордовыми плюшевыми креслами. Народу там оказалось не очень много, и в этом нам повезло, потому что пол там совсем не такой, как на стадионе, а почти плоский. А это означает, что я закрыл бы своей головой экран любому, сидящему позади меня.
Ребекка, которая умышленно удалилась почти на весь день, теперь устроилась на три ряда впереди нас. Когда она оглянулась, вид у нее был озабоченный. Пульс у меня участился, и я взял Майю за руку. Хотя бы ради нее я не собирался портить День святого Валентина. Я собирался стать для нее нормальным бойфрендом. Таким, который держит в руках ее ладонь и говорит, какая она красивая. На какое-то время я действительно стал именно таким парнем.
Мы смотрели «Касабланку». Когда я составлял план на этот день, я еще подумал, что будет здорово посмотреть именно ту картину, которую мы оба уже видели. Не придется сосредотачивать все внимание на экране.
Звук чуть-чуть запаздывал и не совпадал с картинкой, и от этого у меня начало сносить крышу. Хотя потом в течение нескольких минут я было подумал, что смогу смотреть фильм, как все остальные зрители, но вдруг ощутил знакомый рывок где-то в районе затылка. Это та самая часть меня самого, которой хочется верить, будто все то, что я вижу, находится у меня под контролем.
На экране шел эпизод, когда Ильза входит в ночной клуб и просит парня за роялем сыграть «Время проходит», понимая, что эта мелодия привлечет внимание Рика. Мне было сложно воспринимать зал, полный народа. Каждый человек там занимался чем-то своим. Кто-то пил. Кто-то разговаривал. Сложно было следить за сюжетом и не потерять его нить.
Вот тогда-то я и заметил, что люди начинают сходить с экрана прямо к зрителям и теряться среди них. Один за другим они погружались в зал, и я чуть не подпрыгнул, когда в клуб ворвались немецкие солдаты.
– С тобой все в порядке? – забеспокоилась Майя.
– Все отлично, – соврал я.
Следующие десять минут я провел в приступах то нарастающей, то исчезающей паники. Я терял рассудок. Ребекка начала плакать. Никто из нас двоих более не мог контролировать происходящее. Потом в кино грохнули орудия, и с потолка посыпались мелкие осколки стекла. И если у меня и имелся щит, за которым я прятал свое безумие, он тут же исчез. Я подался вперед, одним рывком уложил Майю на пол и закрыл ее своим телом от снарядов, которые, как мне казалось, свистели по всему зрительному залу.