Однако Мейсон удержался на краю пропасти. Он остановился. Мягко и нежно поцеловал ее. Его глаза оставались открытыми, не теряли с ней связь, о которой Эва-Мари могла бы пожалеть впоследствии, но сейчас она просто наслаждалась этим непередаваемым чувством близости.
Не отрываясь от ее губ, Мейсон медленно провел руками по ее телу сверху вниз, дотрагиваясь по пути до каждого чувствительного места. Когда он вновь крепко взял ее за бедра, она уже была готова к продолжению. Его тело уверенно двигалось, требуя завершения.
Каждый толчок пронзал ее тело насквозь, высекая искры наслаждения. Они оба двигались в унисон, повинуясь первобытному инстинкту. Когда их тела слились в экстазе, Эва-Мари подумала, что никогда уже не будет прежней.
Лошадей проверил. Рабочих отпустил. О ланче позаботился.
Мейсон осторожно нес поднос вверх по лестнице. В опустевшем доме было необычайно тихо. Он отправил всех по домам на пару часов раньше, чем обычно, чтобы им никто не мешал.
Эви заснула прежде, чем ее голова коснулась подушки. Поэтому Мейсон, оставив ее отдыхать, пошел посмотреть, как продвигаются ремонтные работы, пару раз заглянул на конюшню, чтобы убедиться, что с Люси и жеребенком все в порядке. Он знал, что Эва-Мари захочет об этом узнать, когда проснется. И надеялся, что она захочет и кое-чего еще. Но его малышка может и передумать, когда откроет глаза.
О да. Пятнадцать лет назад у них с Эвой-Мари не было ничего подобного. Они оба были юными и неопытными. А сейчас ее неуверенность быстро переросла в такую горячую страсть и такие бурные реакции. Ее стоны, отдававшиеся эхом в душе, до сих пор звучали в его ушах.
Он хотел услышать их снова.
Поставив поднос, он снял джинсы и залез под одеяло.
Неожиданно Эва-Мари вскочила.
– Что ты делаешь? – выдохнула она.
Мейсон временно потерял дар речи, заметив, что на ней нет одежды. Проследив направление его взгляда, Эви ахнула и потянула одеяло на себя, прикрывая наготу. Как будто стеснялась его. Его улыбка была дразнящей.
– Я возвращаюсь в постель, – сказал он хриплым от нарастающего возбуждения голосом. – Но мы можем пойти и в мою комнату, если ты хочешь. Там кровать шире, больше простора для игр.
Ее глаза округлились, и он мог увидеть в них все, о чем она думала. Смесь невинности с чувственностью была столь интригующей.
Но потом на ее лице промелькнула тревога. Эва-Мари опять села в постели.
– Мейсон, послушай, мне очень жаль.
М-да… Она сожалеет, что переспала с ним? Вроде бы он ее ни к чему не принуждал. Или это было что-то еще?
Эва-Мари перевела дыхание.