Фиолетовый нашёл меня сам. Я ещё только уговаривала ноги перестать дрожать и подгибаться, а то вставать на такие шаткие опоры как-то страшновато, когда он опустился рядом со мной на траву и взял за руку. И как-то всё понял.
– Демон?
Не успела кивнуть, как к нам присоединилась Элинда:
– Ой, – сказала она. – А что это вы делаете?
Я посмотрела на прореженный газон, на свои испачканные руки… и решила не говорить, что рою норку. Так непонятно, что ли?
– Эли, – мягко сказал Фар. – Возвращайся, пожалуйста, к мужу.
“Возвращайся к мужу”, вот слушала бы и слушала…
– Но… Леся, у Вас всё в порядке? – и не подумала уходить Элинда, опускаясь на траву рядом с нами. Прямо в своём безупречном бело-серебристом платье. И спрашивает, кажется, вполне искренне, и смотрит не на Фара, а на меня, и глаза, чёрт возьми, добрые… – Я – целитель, могу помочь!
– Нет, – сказала я, отводя взгляд и вцепляясь в руку фиолетового. Я же пуганая, вдруг она поймёт, что я – усилитель? – Всё хорошо, спасибо. Мне надо с Фаром поговорить…
– Да, конечно, – легко и изящно поднялась, даже не подумав отряхивать платье. И что хуже всего – оно и не запачкалось. А я-то наверняка вся в земле и траве. И ушла, добив меня напоследок. – Фар, до вечера!
– Я тебя сдала, – виновато опустила я глаза, едва мы остались вдвоём, и Фар активировал завесу.
– Кому? – не спешил ужасаться и злиться он. Спасибо хоть “за сколько?” не спросил, с него станется.
– Демону. Он… – я замялась, так как теперь, оставшись позади, боль не казалась уже настолько невыносимой. Теперь я и сама думала, что ну можно же было ещё потерпеть, наверное, постараться побольше и Фара позвать, или всё-таки крикнуть… ну или стукнуть чем-то по скамейке… в общем, можно было сделать что-то, а не просто сдать любимого человека. – Я – слабак… он спросил, где браслет, и я сказала, что у тебя. Прости… – покаянно закончила, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. И от пережитого, и от чувства вины. Я – предатель, слабачка и плакса, увы.
Фар, однако, совершенно не проникся.
– Не бери в голову, – сказал он. – Демон и сам бы понял, что никто другой забрать браслет у тебя просто не смог. Больно было, да? – спросил почти участливо.
И я позволила себе, наконец, расплакаться, уткнувшись в великодушно подставленное плечо и перемазывая Фара землёй и травой. А что, может мы вместе норку делали?
– А что будет вечером? – спросила я, проиграв короткую, но ожесточённую схватку с самой собой. Слабый голосок здравого смысла утверждал, что это личное дело фиолетового, но быстро был затоптан собственническими замашками и ревностью. Могла бы сказать, что любовью, но будем называть вещи своими именами.