Вот на таком цветастом потёртом половичке бог сидел и пытался смешать свет и тьму. Отец давно уже сделал все выключатели и розетки внизу, чтобы было удобно и большим и самым маленьким. Тем более, бабушку согнуло буквой «Г», и она теперь не могла поднимать руки кверху, а щёлкнуть по плоскому выключателю внизу ей было просто и легко.
Так вот. Сначала бог делал свет.
Свет надо делать так: он сворачивал фольгу от конфет в тонкую трубочку, вставлял две такие трубочки в отверстия розетки (тут главное — по одной вставлять, «а то так шандарахнет, что нимб засветится», — так смеялся отец, когда узнал о делании света), а третью такую трубочку-стержень бог кидал сверху, замыкая контакты. Яркая вспышка, щелчок, искры во все стороны — прямо, как настоящий салют! И можно начинать все с самого начала.
Но фольга очень быстро кончилась, потому что обычно конфеты были в простых бумажных обёртках с надписями, или даже вот ещё бывают и без бумажек, как подушечки с повидлом, и теперь бог старательно смешивал свет и тьму. Он медленно и осторожно нажимал на клавишу выключателя, пока не раздавался щелчок, и не загоралась старая люстра на три рожка. Свет! Потом так же медленно он жал до щелчка и выключения люстры. Тьма! Ему никак не удавалось поймать сам этот щелчок и посмотреть, а что там, посередине, когда уже не свет, но ещё и не тьма? Ещё и ещё раз: свет-тьма, свет-тьма, свет-тьма…
Вот, вот же, получилось ведь!
Но тут за спиной с треском раздвинулись сделанные мамой из бусинок и кусков бамбука шторки, колышущиеся на летнем сквознячке и отгоняющие мух, цепкие пальцы больно схватили его за ухо и мамин голос — очень спокойный голос — произнёс:
— А сейчас кто-то пойдёт в чулан.
Он и пошёл. А кто бы смог не пойти? Если за ухо и больно? Бог — у него ведь тоже уши. Иначе чем ему всех слышать?
А ведь у него все равно получилось смешать тьму и свет! Получилось! Клавиша выключателя стояла в среднем положении, щелчка не было, и не горела люстра…
В чулане за закрытой дверью было почти темно, и только сквозь узкие щели в закрытых всегда по жаркому времени ставнях пробивались тонкие лучи света, в которых плясали пылинки. Здесь пахло старой одеждой, чесноком и немного плесенью. А в углу под влажной тряпкой стоял тазик с глиной. Мама по вечерам лепила игрушки-свистульки, а потом, когда они обсыхали, их раскрашивали всей семьёй и совали на противне в печь…
Бог сунул обе руки во влажную глину, оторвал кусок, сколько ухватилось, и стал его жать, жать, жать, мять, мять, мять… Вот такой вот шар получился. Ну, не совсем шар, потому что без круга делал, но все равно такое округлое, с вмятинами и выпуклостями, размером с его кулак или чуть больше.